Сутулый ухмыльнулся. В руках у него появились две тонкие свечки и зажигалка.
— Здесь тоже надо почистить, на всякий случай, — сказал он.
Зажжённые огоньки затрепетали. Цвета они были густого, почти красного.
Грибов допил жидкость и снова лёг на холодный пол. Он посмотрел на щербатый потолок и почему-то подумал о том, что на потолке совсем нет паутины. Зато есть какие-то бороздки вон там, вокруг лампочки и вдоль линии проводов.
Будто царапины.
Глава шестая
1.
Он не торопился выходить из автомобиля. Специально задержался, будто роясь в телефоне, а на самом деле наблюдал за Надей и дочерью, которые направлялись по изломанной и оледенелой тропинке к калитке тёщиного дома.
Ему нужна была пауза, чтобы слегка разобраться в том, что он ощущал. Подготовиться к длинному и трудному дню, который предстояло провести с семьёй.
А ведь когда-то они были счастливы вместе.
Наверное, ещё в самом начале семейной жизни можно предугадать, что случится потом, ведь она катилась по тем же рельсам, что и жизни многих других семей. Но разве кто-то об этом задумывается в тот самый «конфетно-букетный» период? Кто-то верит, что может разлюбить, сказать первое неосторожное слово, затем второе, не сдержать эмоций и сорваться, наконец, будто ошалевший пёс, разорвать хрупкую пульсирующую жилку отношений?
Но это случилось, жизнь мелькала разноцветными кусочками мозаики, как в калейдоскопе, а затем что-то сломалось, мозаика рассыпалась и остались только смутные воспоминания о минувшем счастье.
Тихо и незаметно исчезли разговоры после работы, пропал уют, ощутимый от присутствия двух людей в одном помещения — его место заняла холодная отстраненность, когда каждый занимается своим делом и не вмешивается в дела другого. Раньше смотрели телевизор вместе, теперь — по отдельности. Начали засыпать в разное время. Перестали общаться просто так, по мелочам. Пропали интересные истории, сплетни и слухи, но появилась тишина, растёкшаяся по квартире студёным молоком.
Если бы не дочь, размышлял Грибов, развод случился бы ещё раньше. Надя давно коротала вечера с подругами, или в компании с любимым вишневым «Мартини» и раскладыванием бесконечных пасьянсов в Ipad. Грибов, если не ездил на встречи, то сидел перед компьютером, раз за разом проходя надоевшую «Цивилизацию». А ведь делать-то было больше и нечего, кроме как возводить виртуальные укрепления, направлять орудия на недоразвитую Европу или командовать краснокожими на Североамериканском континенте. Вечер за вечером…
Тишина накатывала, убивая искренность, откровения, маленькие семейные секреты, радости. В какой-то момент Грибов понял, что когда дочь вырастет и съедет отсюда, то в квартире нечем будет дышать из-за тишины. Она заполнит все пыльные углы, проникнет в лёгкие и медленно убьёт обитателей квартиры, как убивает клопов липкий ядовитый порошок.
Тогда он сказал Наде, что хочет развестись. Буднично, спокойно, после ужина, когда Наташа отправилась в свою комнату.
— Это потому, что я была алкоголичкой? — спросила Надя. Им многое пришлось пережить, когда она вдруг начала выпивать сильно больше, чем один бокал вина по вечерам. Чувство вины въелось в её сознание так сильно, что всегда выскакивало первым, при любом удобном случае.
— Нет. Я просто… мне кажется, надо отдохнуть друг от друга, подумать.
Надя согласилась — тоже буднично и спокойно.
Грибову казалось, что уходить будет тяжело, но в один из солнечных дней июня он просто упаковал вещи в чемодан, поцеловал дочь, вышел на лестничный пролёт и закрыл за собой дверь — как отрезал семейное прошлое от хрустящего батона жизни.
У Грибова не было угрызений совести и желания вернуться обратно, а была какая-то опустошенная усталость от произошедшего, желание отоспаться что ли или прийти в себя, встряхнуться.
Иногда он задумывался, а не пора ли вернуться? Не знал правильного ответа, потому что его, наверное, не было. Отношения после развода как-то незаметно наладились и вроде бы встали на новые рельсы — слегка отстранённые, но всё же довольно близкие. Грибов приезжал к дочери, заглядывал на ужин, помогал по мелочам (как шутила Надя — хорошая замена мужу на час) и иногда — очень редко — ловил себя на мысли, что не хочет уезжать.
Конечно, он не мог отказать бывшей, когда она позвонила и спросила:
— Можешь приехать? Это срочно. — И еще наговорила кучу всего, без чего можно было бы обойтись, но, черт возьми, как это было приятно слушать!
Будто тот самый развалившийся мост, по которому они всей семьёй бегали туда-сюда, связывающий мостик отношений, оказался если не отстроенным заново, то немного восстановленным. Самую малость.
Потом бывшая добавила:
— Артем, надо что-то менять… — словно перешагнула через себя. Он слышал, как Надя тяжело вздыхает. — Я снова начала пить. Мне не удержаться в квартире одной. Я тут как будто заперта со своими мыслями. Всё время перевариваю, перевариваю. Про маму, про нашу жизнь. Что случилось с нашей жизнью, Артём? Как мы умудрились так быстро всё разрушить?
Это откровение тронуло Грибова. Он поймал себя на мысли, что хочет улыбнуться.
— Я же всегда готов помочь, — пробормотал он. — Ты только скажи, что нужно. Хочешь, приеду после работы? Выбросим весь алкоголь из квартиры. Развеемся, а? Возьмем Наташку, смотаемся в кино, как раньше, на троих. Мультик какой-нибудь посмотрим. В кафе посидим. Мороженое, картошка фри. А?
— Как раньше. — Эхом повторила она. — В том-то и проблема. Это как склеивать разбитую вазу… Может быть, мне просто сменить обстановку? Знаешь, звонил этот, из администрации Шишково. Антон Александрович. Говорил, что дом почистили от порчи, там всё хорошо теперь. Предлагал заглянуть в гости. У него жена очень хорошо знала маму. Вот я и подумала, а, может, на выходные смотаться? Наташе тоже на пользу пойдёт. У неё снова в школе… проблемы… отвлечётся.
Он нерешительно помотал головой, хотя понимал, что Надя не видит этого. Вспомнил подвал, женщину, странное и нелепое видение. Царапины на лице, аккуратно подсушенные йодом, как будто заболели все разом.
— Ты уверена? Почему именно этот дом?
— А что в нем плохого?
— Ты сама, вроде бы, не горела желанием ездить к матери.
— Но мама умерла, — коротко ответила Надя. — Было бы глупо думать, что мне будет неприятно жить в этом доме. Люди создают атмосферу жилища. Когда там жила мама с Цыганом, атмосфера была одна. А я создам другую.
— А что сказала Наташа?
— Я ей ещё не говорила. Но разве она будет против?
Решение уже принято, подумал Грибов, нет смысла кого-то отговаривать. Да и надо ли?
— Я подвезу, — вслух сказал он. — В субботу утром, идёт? Прокатимся с ветерком.
