— Вы, наверное, давно не общались с тёщей, раз ничего о ней не знаете, — произнёс врач. — Плохо это. Родственные связи надо беречь. Я вот с внучкой теперь каждый день вижусь.
Грибов сглотнул, ощущая сладковатый привкус в горле. Перед глазами поплыло, и он облокотился о дверной косяк, чтобы не упасть. Ликер ударил в голову.
— А разве на опознании не должно быть ещё и полицейских, я не знаю. Или как-то прикрыть их… ну, чтоб одни лица…
— Оставьте эти формальности, — отмахнулся врач. — Оно вам надо? Американских фильмов, блин, насмотрелись. Я вам даже больше скажу — уже все давно опознаны. Говорю же, Зою Эльдаровну много кто знал. Чего же тут непонятного? А вы здесь, чтобы я спокойно галочку поставил и домой пошел. Бюрократия.
Грибов сглотнул еще раз. Мимолетом подумал, что надо было привезти сюда Надю. Это же её мама, так вот пусть и любовалась бы. А то как дочь в Шишково на лето везти — это Грибов; по телефону перед бабушкой оправдываться — тоже он; труп, значит, смотреть — куда же без мужа. А сама?
Проблема в том, что Надя никогда и ничего не делала сама.
— Вы в порядке? — донеслось сквозь туман в голове. — Только пол мне не заблюйте, умоляю.
— Да… да. — Грибов сосредоточился, вглядываясь.
С головой у Зои Эльдаровны было что-то не так. Лопнувшая тыква, а не голова. Глубокие вмятины и горбинки, разорванная кожа, потемневшие трещины — извилистые угловатые провалы, клочки седых волос. Сложно было узнать в том, что лежало на столе, симпатичную полноватую женщину, курносую, с морщинками вокруг глаз.
Зоя Эльдаровна умела варить отличный борщ, мимолетом вспомнил Грибов, а еще гадала на картах, предсказывала судьбу, знала миллион историй о жителях поселка и любила выпить. Нагадала она как-то Грибову проблемы на работе, чтобы остерегался кого-то, кто над головой сидит — и ведь все верно вышло. Не придерешься.
Он моргнул, разгоняя темноту перед глазами.
…рыхлое желтоватое тело, темные складки, большой безобразный живот с крупными извилистыми синими венами, развалившиеся в стороны полные груди, черные пятна собрались на локтях, на обрякшей коже рук и ног… и лицо… хрен разберешь, она — не она. Под светом ламп — неодушевленный предмет, расползшийся, желтовато-сине-бурый, изуродованный.
Грибов старался дышать глубоко, хотя казалось, что и через рот ощущается холодный, мерзкий запах.
— Это Зоя Эльдаровна Ромашкина… Он ее топором, да?
— Как видите. Четыре раза. Сложно было выжить. Если вас это как-то утешит, то вверх ногами ее подвесили уже мертвой.
— Да уж, утешили. — Грибов прищурился. — А это… вроде бы Глеб Семеныч. Похож.
Темнобородый, костлявый, дряблый. Шестьдесят лет человеку, а кажется, что все девяносто. В жизни выглядел моложе, а под светом ламп он словно бы стал меньше, съежился, скорчился. Крохотный мертвый старик. Кожа на лице и на теле вздулась волдырями, была покрыта сползающими прозрачными лоскутами и струпьями. Простынь под телом промокла и сделалась желтой.
— От чего умер?
— Пока сложно сказать. Предварительно — сердечный приступ. Не выдержал, знаете ли, стресса.
— А бывает такое? Чтобы сердечный приступ, как по заказу.
— Всякое бывает, — пожал плечами врач. — У меня один клиент умер от того, что сел голым задом на включенную электрическую плиту. Сердце остановилось от испуга. Такие дела… В общем, дознание спешу считать успешным. Пойдемте. Не дай бог побывать у нас еще.
— Да уж. — Грибов поспешил из комнаты, часто сглатывая, чтобы удержать рвущийся из желудка обед.
Когда вернулись обратно в кабинет, воздух показался Грибову невероятно вкусным и насыщенным. До головокружения.
Полицейский составил протоколы опознания, дал прочитать, попросил расписаться там, где галочки, потом отдал Грибову ключи от дома, под роспись. Спросил:
— Вы не знаете, они часто ссорились?
— Я был в этом доме год назад, — ответил Грибов. — Знаете, мы редко к ним ездили. Я привозил дочку пару раз в год, на неделю. Раз завез, второй раз — забрал. Вроде бы всё, как обычно было. Ну, она приготовила суп с лапшой, он самогон поставил на стол. Глеб самогон хороший варил. Насколько помню, ни разу друг на друга голос не повышали, не спорили, — он подумал и добавил. — Мне кажется, Глеб Семеныч просто спился. Прикладывался он много. Спирт наварит, и сам же пробует. А варил он будь здоров. На весь поселок, наверное. И в какой-то момент что-то у него в голове щелкнуло
— А вы думаете, бывает так?
— Почему бы и нет.
Полицейский пожал плечами, словно и сам сомневался.
— В доме не прибрано, — сообщил он. — Торопливо все произошло, ночью. Никто особо не заботился, чтобы чистоту соблюдать.
— Думаю, я справлюсь.
— Жаль старушку, — вздохнул полицейский. — Я у неё был в детстве. От заикания меня вылечила. До сих пор помню запах свечей.
Грибов уставился на полицейского, не соображая.
— Ну, она ведьмой была, — сказала полицейский. — Если вы не знали.
Конечно, Грибов знал, но эти истории с поселковой ведьмой, которая лечила больных детей, помогала отелиться коровам, заговаривала проклятия — они были настолько далёкими от него, что в них даже и не верилось. Не серьёзно это.
Полицейский, правда, был очень серьёзен. Он сказал:
— Столько людей спасла, а себя не уберегла. Жалко.
Грибов вышел из морга, направился обратно через аллею к автомобилю, не в силах надышаться морозным воздухом. Небо налилось чернотой, высыпали первые звезды. Желтые фонари по периметру больницы безуспешно оттесняли наступающую ночь.
В бардачке, вспомнил Грибов, лежала бутылка ликёра, почти полная. Подарок одного партнёра на новый год. Неделю назад Грибов вот так же выехал за город, встал на обочине и выпил пару стопок, разглядывая тёмный заснеженный лес. Домой помчался пьяный, лихой, надеясь, что нарвётся на полицейских — а дальше — ну ее, эту размеренную жизнь менеджера среднего звена. Аванс, зарплата, расписание. Работа — дом — работа. Одно и тоже десять лет, и еще лет двадцать до пенсии. Надоело. Психанул бы, лишившись прав, уволился, бросился бы во все тяжкие. Но полицейские не попались, слома не произошло и, очухавшись рано утром, Грибов снова нацепил костюм, галстук и отправился в офис.
А сейчас, вот, вспомнил о ликёре и снова захотел остановиться у обочины. Метель, мороз, хорошо. Напьётся по дороге обратно. Точно напьётся. Но ещё надо бы смотаться в дом к тёще.
3.
Он выбрался из автомобиля, отметил, что от дороги к калитке тещиного дома протоптана в снегу тропинка — глубокие подмерзшие следы. Прошел по ней, пару раз поскользнувшись.
Дорога была пуста, горели редкие фонари, а небо рассыпало миллионы ярких звезд — такого в городе не увидишь. Грибов даже остановился на пару секунд, задрал голову, полюбоваться.
