…Куриц в курятнике давно уже не было. Бабушка перерубила их, когда решила, что уже слишком стара, чтобы держать хозяйство. На двери Маша снова увидела лист бумаги с нарисованным прямоугольником-дверью. Наташа сказала:
Каждая ведьма чувствует свою смерть. Вот и бабушка почувствовала и решила подстраховаться. Разместила двери в разных местах. Кто видит — тот поймет!
— И откуда ты это знаешь?
Думаешь, я хотела знать? Оно само…
Маша прошла мимо печки и котла, укрытого металлической крышкой. В тесном помещении неприятно пахло — то ли плесенью, то ли застоявшейся водой. На низком отштукатуренном потолке собрались капли влаги.
Не задерживайся здесь
— Почему?
Я… — Наташа запнулась. — Мне кажется, здесь слишком много теней. Помнишь, я говорила тебе, что могу видеть призраков, которые только что покинули свое тело? Так вот… я вижу, что здесь было очень много призраков. Они растворяются со временем, превращаются в тени, скапливаются по углам и тихонько исчезают в небытие. Тени повсюду здесь
— Откуда они взялись? Твоя бабушка складывала тут трупы или что?
Я не знаю. Картинка не хочет складываться. Как будто меня ведут на коротком поводке. Одна нарисованная дверь, другая… А что будет за последней дверью?
— Меня не спрашивай, — буркнула Маша. — Я уж точно на коротком поводке.
Наташа промолчала. Маша торопливо пересекала курятник. Под ногами скрипели опилки. Темнели деревянные балки, мохнатые гнезда, торчали пучки старой соломы, дрожала блестящая паутина.
Маша задела что-то ногой, и оно покатилось по полу. В темноте не разобрать — шар или… яйцо? Она наклонилась, нашарила что-то овальное и теплое. Действительно, куриное яйцо. Черное, шершавое, будто покрытое мелкими чешуйками.
Баба Ряба рассказывала Наташе страшные сказки, закладывая их смысл в голову, оставляя в детской памяти засечки на будущее. По спине пробежал холодок.
Она положил яйцо обратно на пол и торопливо пошла дальше. Курятник был вытянут, как линейка, дверь в комнату Цыгана находилась в самом конце, метрах в пяти впереди.
— Странно тут всё, — пробормотала Маша. С дряхлых потолочных балок свисали сверкающие нити заиндевевшей паутины. За окнами ничего не было видно, только проникал густой сизый свет, наливающийся темнотой.
Мы уже в другом мире, — ответила Наташа. — Это одна из деталей, которую подсунула баба Ряба. Надо собрать их вместе, чтобы увидеть полную картинку.
— Именно за этим мы и бегаем? Собираем картину?
Баба Ряба хотела мне что-то сказать. Она знала, что я вижу картинки в голове. Она много раз говорила, что у меня дар.
— Ещё немного таких разговоров, и я уже не буду жалеть, что разбила тебе голову.
На последней двери курятника не висело никаких листов. Только клочья старой паутины, будто никого здесь не было много-много лет. Маша взялась за ручку, потянула. Дверь засвистела проржавевшими петлями. Изнутри комнаты дыхнуло чем-то кислым, словно перегаром.
Главное не бояться. Вернее, бояться-то можно, но ровно до той степени, пока не захочется бежать.
Комнатка Цыгана была совсем крохотной. Диван занимал всю левую стену. У окошка с занавесками на холодильнике стоял старый телевизор с чёрным выпуклым экраном, а возле него — электрический чайник. Света из окна пока еще хватало, чтобы рассмотреть всё в деталях.
С противоположной от дивана стороны возвышался самогонный аппарат. Это была пузатая уродливая конструкция, с множеством каких-то трубочек разнообразных форм и размеров. Были спиралевидные, гибкие, прямые, тонкие и толстые, с дополнительными трубочками внутри, разноцветные. На боку аппарата блестел под стеклом большущий термометр. Свисали и валялись на полу, словно дохлые змеи, резиновые трубки. Тут же, под массивным треногом, на котором покоилась конструкция, лежало опрокинутое ведро.
— Никого нет, — пробормотала Маша.
Хотя, кого она ожидала здесь встретить? Монстра из-под кровати? Мертвую Наташину бабушку с синюшным лицом и вывалившимся распухшим языком? Неизвестного ей Цыгана с топором в руках?
Отчима?.. Образ выскочил перед глазами сразу же — окровавленное лицо с оттянутыми вниз набухшими чёрными веками, закатившиеся глаза, вывалившийся язык…
Подойди к этой штуке, — попросила Наташа, — я что-то чувствую.
Самогонный аппарат больше всего был похож на уснувшего робота из фильмов, или на чудовище, у которого вместо рук стеклянные трубки, а шланги — это дополнительные конечности, которыми можно обвить жертву за шею, сдавить крепко, не давая вздохнуть.
Маша тряхнула головой, безрезультатно пытаясь избавиться от наваждения. Лицо отчима не исчезло, но переместилось куда-то на периферию.
— Хорошо, посмотрим, что тут у нас…
Она обошла аппарат несколько раз, разглядывая клапаны, ручки, колечки, трубки. Споткнулась о вспоротый мешок с сахаром, и из него высыпались на пол рыжие от влаги кубики рафинада. Маша присела на корточки, взяла несколько кубиков в руку. Они были ледяные и рыхлые, почти сразу же начали крошиться.
Наташа внезапно сказала:
Так сложно. Но, кажется, я поняла, что тут произошло.
— Ты о чём?
Мою бабушку убили, ты видела. И Цыгана. Всё это выглядело так, будто спившийся сожитель убил бабушку топором и подвесил на пороге. Ужасная смерть.
Шлеп!
По щекам словно провели холодной мокрой тряпкой. Перехватило дыхание. Маше показалось вдруг, что воздух в метре перед ней исказился, стал плотнее.
Кисло запахло самогоном, и еще чем-то неприятным… чем-то… запах крови, точно. Маша вспомнила, как он просочился в ноздри в школьном туалете. Густой, солоноватый.
— Что это был за звук? — она осторожно повернулась, но никого не увидела. — Не молчи, эй. Ты в курсе?
Шлёп!
Будто кто-то невидимый хлопнул влажными ладонями.
Не закрывай глаза! — шепнула внутри головы Наташа, и Маша представила её перепуганной тенью, забившейся в уголок чужого сознания. — Всё, что находится за закрытыми дверями, обретает реальность.
— Не собираюсь я ничего закрывать! — Маша осмотрелась ещё раз. Никого. В блёклом, налитом серостью свете трепетали встревоженные пылинки.
Возвращайся в курятник. Но не беги. Осторожно, чтобы тебя никто не почуял.
— В смысле? Ты уже всё узнала?
Шлёп!
Где-то совсем рядом. Маша снова неосознанно крутанулась на месте. Знала бы, что так будет, прихватила бы с собой нож…
Холодный ветер лизнул обнажённые плечи и коснулся шеи.
Шлёп!
