Воздух задрожал, закачалась лампа под потолком, а вместе с ней закачались тени, принялись извиваться, растягиваться, словно ожившие.
Что-то коснулось Машиной обнаженной ноги. Что-то скользкое и холодное. Маша взвизгнула, прыгнула в сторону двери, забыв о наставлении, но в этот же момент дверь распахнулась сама собой. За ее пределами, увидела Маша, больше не было курятника. Там клубилась чернота, будто густой дым от горящих покрышек — едкий, плотный, почти живой.
Соваться туда не было никакого желания.
Шлёп!
—— Твою мать! Что мне делать-то? Отвечай! Живее! — Маша почувствовала, как подступает паника — опасная штука, от неё надо избавляться как можно быстрее.
Я перепутала!
Наташин визг отозвался болью в ушах и висках.
Закрывай глаза, быстрее! Он не уйдёт, пока не покажет! Закрывай!
— Кто? Кто не уйдет?! Что происходит?
Лампа летала из стороны в сторону, словно подхваченная ураганным ветром. Со звоном рассыпалось стекло, впуская густой мокрый снег хлопьями, и это всё закружилось в воздухе. По комнате заиграли крохотные пятнышки света. Миниатюрный смерч из осколков и снега. Представить страшно, что будет с человеком, если он окажется в эпицентре.
Шлёп!
Быстрее же, ну! Что ты как копуша!
Маша глубоко вздохнула. Жаль, нет ножа. Закрыла глаза.
Цыган?
Она видела комнату даже с закрытыми глазами, но все здесь выглядело …немного… по-другому. Мир исказился, расплылся, сделавшись похожим на… сон? Осколки замедлили полет, снежинки застыли. Тени тоже замерли, искромсав пол, словно шахматную доску, на светлое и черное. На расстоянии вытянутой руки стоял тот самый Цыган. Наташа знала его. Теперь знала и Маша.
Шлёп!
Это были не хлопки ладоней, о, нет! Звук босых мокрых ног по полу, вот что это такое! Вернее, не мокрых, а…
С Цыгана слезала кожа. Как будто сначала он надел на себя что-то вроде кожуры от вареного лука — прозрачное, скользкое и наверняка липкое — а затем оно начало с него сползать. Прозрачные влажные лохмотья свисали с щек, из-под глаз, с кончика носа и с подбородка. Большие водяные пузыри набухли на шее и на груди. Цыган был полностью обнажен, и Маша увидела россыпь мелких прозрачных волдырей на животе, и ниже живота… на волосатых ногах… стопы были сплошь покрыты сочащейся сукровицей. Когда Цыган делал нетвердый шаг — шлёп! — на полу оставались влажные следы, вперемешку с ошметками мертвой влажной кожи.
На кончике его носа звонко лопнул волдырь, желтоватая жижа закапала на пол. Маша почувствовала, что её сейчас стошнит.
Она вдруг поняла, что не может пошевелиться. Здесь, как во сне, всё происходит против воли. Нельзя просто так взять и убежать. И открыть глаза, выходит, тоже нельзя.
Воображаемый мир за закрытыми глазами оказался чрезвычайно не воображаемым.
Цыган протянул руку со скрюченными пальцами. С них тоже, как полупрозрачная перчатка, сползала кожа. Маша видела черные волосы на запястье, скрутившиеся, как если бы к ним поднесли зажженную спичку.
Кончик указательного пальца осторожно дотронулся до Машиной щеки под глазом. Паленой кожей воняло так, что заурчало в животе. Маша ощутила тот самый холод, словно это ветер скользнул по коже.
Ведь если открыть глаза, то все это исчезнет, правда?
Мир растворился после прикосновения. Исчез свет, и только тени расползлись вокруг. Возникли звуки: тяжелый топот ботинок, скрип ступенек, металлический лязг, неразборчивые голоса.
Тень самогонного аппарата вдруг надулась пузырем, а возле неё возникли еще тени. Человеческие. Наверное, это были призраки, как их видела Наташа. Исчезающие в небытие.
Голоса. Неразборчиво.
Холод по ногам.
Она увидела чей-то силуэт, стоящий спиной. Темный плащ ниже колен, ботинки, руки скрещены позади, и в них зажат шприц.
Говорят, если влить спирт в кровь, то человек умирает в страшных мучениях.
Откуда это?
Детали общей картины
Надо ввести в вену двести пятьдесят миллилитров спирта. Очень, очень неприятная смерть.
Маша разглядела Цыгана. Здорового, живого Цыгана. Он стоял около аппарата и протирал руки полотенцем. В уголке губ зажата сигаретка. Обнажен по пояс, а штаны закатаны до колен. Цыган был очень волосат, прям вставший на задние лапы пес. Он как раз собирался разливать новую порцию, когда появился… кто?
Плащ, сутулый, молчаливый.
Я знаю его. Да, Наташа? Мы обе его знаем!
Пошевелиться невозможно, закричать невозможно! Это ожившая картинка, большая деталь мозаики из прошлого! А дверь, через которую пришлось пройти — остаточное явление, последняя надежда бабы Рябы на Наташу.
Наташа, ты ведь смогла попасть сюда, да? Заглянуть в прошлое, потому что этого хотела бабушка? Она успела зацепиться за осколки того, что уже произошло. Ценой своей жизни. Сохранила для тебя картинку, использовав твой дар. Умно.
В этом искрящемся осколке прошлого сутулый человек, друг Крыгина собирался сделать что-то очень нехорошее с Цыганом.
Вколоть ему спирт в вену, подсказала Наташа, а когда Цыган потеряет сознание, он его убьет. А потом и бабушку.
Сутулый неожиданно резко подался вперед, ударил Цыгана коленкой между ног. Потом зажал его голову подмышкой и принялся бить и бить кулаком. Сигаретка выпала из губ Цыгана, искры разлетелись в стороны. Самогонный аппарат гудел и шипел, выплевывая пар, будто взбесившийся бык.
Маша не могла открыть глаза. Она видела, как изо рта Цыгана тянется тонкой струйкой слюна. Он упал сначала на колени, а потом лицом вниз. Сутулый развернулся — тут только она увидела его лицо! Губы искривлены, глаза выпучены, волосы растрепались, обнажая седые пятнышки на висках. Он перевернул Цыгана на спину, нащупал его руку и всадил иглу в вену на изгибе локтя. Вдавил клапан до упора, выдавливая мутноватую жидкость. Поднялся, отряхиваясь. Зацепил рукой самогонный аппарат.
Вух! Пшшш! Одна трубочка обдала паром, и сутулый невольно отпрянул, матерясь сквозь зубы. Раздвинул двумя пальцами узелок галстука на шее. Поправил ворот белой рубашки.
— Ну, с-сука!
Он вырвал несколько резиновых труб, и из дыр шипя потекли мутные струи самогона. Пол покрылся дымкой. Спирт побежал ручейками, затек под обнаженную спину Цыгана. Тот дернулся, раз — другой, а затем попытался сесть и вдруг закричал. Громко, не по-человечески, рвя голосовые связки.
Сутулый взял в охапку несколько шлангов, направил их на Цыгана и прокрутил до упора круглые рычаги.
Шланги задрожали, задергались в его руках, и из них хлынула дымящаяся жидкость. Цыган попытался подняться, начал стаскивать с себя задымившиеся штаны, но только поскальзывался в луже кипящего спирта, барахтался и отчаянно, громко хрипел, будто подавился чем-то.
