В голову внезапно пробилась тревожная мысль — первая за вечер — неужели что-то случилось?
Ещё?
Впрочем, Крыгин не выглядел взволнованным и даже приветливо улыбался.
− Наденька, здравствуй! — он взял её ладонь в свои холодные, чуть влажные руки, преданно посмотрел в глаза. — Тут такое дело, я виноват! Не уследил, черт возьми.
− Вы о чем?
− Артем не предупредил? — Крыгин нахмурился. — Он был какой-то взволнованный, что-то у него на работе стряслось. То ли в офисе, то ли с сотрудниками какими. Я не расспрашивал, а надо было.
Надя почувствовала дрожь в груди, или от мороза, или от страха. Убрала руки под кофту.
− У него своя жизнь, он не предупреждает.
Мимолётно подумала о том, что бывший действительно как-то внезапно пропал, без предупреждения. Странно это.
Крыгин продолжил:
− Артём выскочил чуть ли не в тапочках, попросил срочно подвезти его на работу. Час туда, час обратно, мне не сложно, если честно. Я как раз свободен был. Ну и повез.
− Ночью?
Крыгин развел руками, изображая полнейшее непонимание:
− Я у него тоже спросил, если позволишь, что случилось. Он не ответил. Какой-то весь взвинченный. Ты не в курсе, что у него за работа такая, чтобы по ночам бегать?
Надя пожала плечами, перебирая в уме причины, по которым Артем в тапочках мог так срочно уехать. Скорее всего, снова проверка. За последний год их фирму проверяли три раза. Грибов постоянно из-за этих проверок лишался премий, но, опять же, чуть что — мчался на работу, защищать, отстаивать, бороться за бесполезное рабочее место.
− В общем, я его отвез туда, вернулся, а потом заметил, что… вот, − в руках Антона Александровича появился блестящий телефон Грибова. — У него из кармана, наверное, выпал и застрял в сиденье. Я только сейчас увидел. Прости, Наденька, виноват.
− А вы-то в чем виноваты? — она взяла телефон, повертела его в руках.
− Надо было внимательнее смотреть. Нашел бы раньше — завез бы Артему.
− Он всегда всё теряет, это нормально, — Надя поняла, что уже какое-то время переминается с ноги на ногу. В груди шевелилась не злость, а досада на непутевого бывшего, который вёл себя, как обычно. Завтра ведь понадобится, чтобы в больницу ехать. Приедет ли нет, интересно? Отправит её трястись на электричке? Нашел же время. — В любом случае спасибо. Я хотя бы буду знать, куда он запропастился.
− Наденька, а ты не переживай сильно. О ребенке думай. Наташа выкарабкается, − внезапно сказал Крыгин. — Всем сейчас тяжело. Такое горе. Если мы чем-то можем помочь…
− Все нормально, правда. Я себя хорошо чувствую.
− Какая-то напасть с вашей семьёй. Прям как будто кто-то порчу навел.
− Что?
Крыгин виновато поднял к черному небу руки, будто сдавался в плен.
− Прости ради бога. Меня все не отпускает мысль, что на вашу семью наложили порчу. Честное слово. То Зоя Эльдаровна с Цыганом, то Наташа. У Артем какие-то проблемы на работе.
— Зачем кому-то наводить порчу? Скажите тоже.
− Из зависти. Я уже говорил, и много раз повторять буду, если позволишь. Ведьмы — существа завистливые. Если у кого-то что-то получается, то другие ведьмы вмиг начнут вмешиваться. Им конкуренты ни к чему. Зоя только и успевала отбиваться.
− Не отбилась, − пробормотала Надя, и Крыгин осекся.
− Если позволишь, − добавил он заметно тише. — Мы заглянем завтра. Проведаем.
− Никаких проблем, конечно.
Крыгин улыбнулся и поспешил через дорогу, к незакрытым воротам.
3.
Надя вернулась в дом и, остановившись на пороге между кухней и гостиной, прислушалась. Она вдруг заметила, какая же в доме стоит тишина.
Невероятная. Тревожная. Непривычная.
Такой тишины не должно быть в доме, где живут люди. Тишину искореняют… детским смехом, бормотанием телевизора, шлепаньем тапок по деревянному полу, хрустом горящих дров в камине, разговорами, звоном посуды.
Неожиданно захотелось взять из холодильника бутылку вина, откупорить ее и налить полный бокал.
Над головой заскрипели половицы.
− Артём?
Именно сейчас в доме не должно быть никого.
О, этот привычный человеческий страх перед одиночеством. В пустой квартире ей тоже иногда становилось страшно. Мужа нет, дочь в школе, так кто же звенит ложками в кухне?.. Всему всегда находилось рациональное объяснение. Сквозняк из приоткрытой форточки, например.
Надя прошла в комнатку под лестницей, села за деревянный стол, задумчиво провела рукой по оставленным здесь гадальным картам. Червовый валет хитро выглядывал из-под пиковой шестерки.
С тех пор, как началась вся эта катавасия с ведьмами, разве можно говорить о рациональных объяснениях?
Надя подковырнула валета, сжала его двумя пальцами, подняла.
Тишина в доме напрягала.
Валет ухмыльнулся тонкой полоской бесцветных губ: А как ты думаешь?
Мама всю жизнь прожила в этом доме одна. Если не считать Цыгана, который хоть и хороший малый, но совсем не идеал мужчины. К тому же — спившийся псих.
Правда?
С единственной дочерью Зоя не общалась шестнадцать лет. Внучку видела только на праздники и на каникулах. Так и умерла… Чем она тут занималась, кроме ведьмовства? Как жила? Чем жила?
Валет продолжал улыбаться. Хитрый прищур нарисованных глаз. Тугие красные сердца с пятнышками света на боку едва заметно пульсировали. Это было видно краем глаза, если не всматриваться: Думаешь, тебя ждет то же самое?
Надя не заметила, как сильнее сжала карту, так, что на тонком картоне проявились глубокие вмятины.
Тишина — порча. Мама всю жизнь помогала бабушкам, одиноким женщинам, отвергнутым дамам, некрасивым мужчинам, алкоголикам, наркоманам, людям из администрации, соседям, незнакомцам, фермерам. Бог знает кому еще. Сеяла доброе и вечное — так же говорят, да? А взамен получила тишину. Когда вечером сидишь одна в крохотной комнате под лестницей, держишь в руках карту и понимаешь, что вокруг больше никого нет. Ни одного близкого человека.
Валет, словно в подтверждение её мыслей, коротко кивнул: ты права, моя радость!
Что-то шевельнулось на пороге в комнату, Надя отвлеклась, повернула голову и увидела Оксану.
Ох уж этот деревенский обычай, заходить в чужие дома, как в свои собственные!
− Грустишь, подруга? — спросила Оксана.
