Маша мгновенно подчинилась. В ушах шумел ветер, занося далёкие отзвуки собачьего лая, скрипа колёс, гул автомобильного мотора. Что-то ещё?
Мы здесь, — девчачий голос, ломающийся, как у подростков лет в четырнадцать. — Нас много. А ты не та, кого ждали. Не ключ, верно?
— Что за ключ? — Маша вглядывалась в темноту за глазами, но не видела ничего.
Её привела Наташа. Ей можно. Мы можем рассказать всё.
На этот раз голос был старческий, женский, со свистящими буквами «с» и «ж».
Вопрос в том, хочешь ли ты услышать, девочка.
— Ну я же здесь, — буркнула она. — Вы кто? Те, кто за дверью?
Другой голос:
Ведьмы.
И ещё:
Так нас называли.
Перебивая, прозвучал третий голос, за ним четвёртый, пятый, наслаиваясь друг на друга, торопливо:
Мы ничего плохого не сделали. Помогали, как могли. А они пришли и убили нас. Топором — раз. Выкалывали глаза — два. Забирали силу — три.
Кого-то держали в подвале.
Кого-то убивали сразу.
Кто-то пытался сбежать.
Не получилось.
Притаскивали сюда. Забрасывали землёй.
И вот мы здесь. Под снегом, под высохшей травой. Лежим. Ждём.
Ты правда хочешь услышать?
Она сжала голову руками. Глаза зажмурила так, что заболели веки. Вглядывалась в темноту, но никого и ничего не видела.
Голоса замолчали разом. Затем шёпот просочился в сознание:
Рассказать? Мы так долго ждали.
— Я не уверена, что готова…
Ты прошла все двери. Ты здесь. В снегу по колено. Под ветром. Хочешь услышать или нет?
— Ладно, ладно, хочу!
Что она делает? Почему именно здесь и вот таким образом?
Возник ещё один голос, женский, ровный.
Давай сразу к фактам, девочка. Не будем тратить время. Человек из администрации попал под сильнейшие чары. Он влюблён, безнадёжно. Но не потому, что действительно любит, а потому, что не может не любить. А что на свете сильнее любви? Только злость. О, человек влюблён до злости. Она у него яростная, ядовитая. Никто так не может.
В темноте воображаемого мира, что-то дотронулось до Машиной руки.
Смотри!
Мир расцвел. Мир-паззл, мир-мозаика. Плотные, трехмерные картины оживали, стоило перевести на них взгляд, и замирали, когда Маша смотрела на что-то другое.
Вот картина, в которой Цыган — бедный, убитый Цыган — растворялся в воздухе, будто спиртовой пар. Призрак его уходил, выполнив свою задачу.
Ты прошла через двери, собрала картинку. Теперь ты здесь, с нами.
Наташа привела её.
Ты умница, справилась. Вы обе умницы.
Сквозь темноту проступил сначала забор-рабица, потом сугробы, торчащие высохшие кустарники, деревья, и там — столпившихся за забором женщины. Молодые, старые, совсем еще дети. Множество убитых ведьм.
Ты за дверью в тот мир, где можно остаться.
Смотри дальше.
Пусть смотрит.
Ещё одна картина.
Пучки волос, рассыпавшиеся по воздуху, медленно развевающиеся на ветру и разлетающиеся в стороны.
Так придумала бабушка. Когда-то давно. Когда состригала волосы с маминой головы. Это первая дверь.
Наташино сознание — ключ.
Ты провернула его.
Прости всех, до кого сможешь дотянуться.
А вот это самое интересное. Смотри и запоминай.
2.
Маша увидела картину будто из далекого прошлого: потрескавшийся холст, на котором изображена какая-то женщина, отдаленно напоминающая бабу Рябу. Морщинки по лицу, крючковатый нос, и глаза — вот как раз взгляд бабушкин, точно! Одета она была в старинное платье — застегнутое от горла, широкое внизу, закрывающее ноги. На голове то ли чепчик, то ли платок. Белоснежный ворот. Женщина сидела в кресле, разглядывая художника исподлобья. А на коленях у нее лежали карты, аккуратно разложенные веером.
Это самая первая ведьма деревни Шишковой, Елизавета Ивановна Талалаева. Она заключила договор с дворянином Эрастом Федоровичем Крыгиным, который дал ей кров, пищу и назначил жалованье в обмен на то, что она будет до конца своей жизни помогать жителям деревни. Елизавета Ивановна из крепостных, оставшаяся сиротой и до этого живущая в свинарнике у купца Петьки Толмачева. Эраст Федорович приметил как-то, что Елизавета очень успешно снимает головную боль у его служанок, вызвал юную девушку к себе и предложил поработать на него, во благо семейства Толмачевых. Через какое-то время он был так впечатлен способностями ведьмы, что решил заключить с ней договор. Бабушкин дом, между прочим, был построен специально для Елизаветы Ивановны, моей пра-пра-пра и еще раз много пра-бабушки. Сначала дом был деревянным, потом каменным и затем кирпичным
— Начало интригует, — пробормотала Маша.
Эраст Федорович был проницательным малым и очень не любил упускать своей выгоды. Поэтому договор был скреплен кровью и фамильным заклятием, при помощи древнего колдуна из Всеволожских болот. Отныне все потомки Елизаветы Ивановны по женской линии должны были верой и правдой служить деревне, под руководством Крыгиных. Ведьмы не могли никуда уйти, отказаться от своей службы или причинить вред Крыгиным. Очень сильное заклятие, которое до этого никто не мог разорвать, как бы ни хотел.
— А баба Ряба, я так полагаю, придумала, как разорвать договор?
Верно. Сначала она помогала поселку добровольно, её всё устраивало. Свой дом, стабильный заработок, да еще и есть, кому приглядеть. Живи и радуйся. Но потом кое-что случилось. В посёлке объявилась другая ведьма и она… влюбила в себя человека из администрации. Наложила чары, которые даже бабушка не смогла бы разорвать. Заставила его… я не знаю, как обо всём этом рассказать. Заставила делать ужасные вещи. И приказала убивать других ведьм.
Расскажи — зачем.
Конкуренция. Это первое. Силу ведьм она забирала себе — это второе. Помнишь ножницы в банках? Кончики ножниц сохранили лишь остатки той силы, которая высасывалась из умирающих ведьм. Представь, сколько ведьмовской силы получила та, которая охмурила человека из администрации. Я вижу её.
— Покажите и мне.
Нет, не надо. Это страшно. Она не человек, а монстр. Первых двух ведьм убила сама.
Меня.
И меня.
