— Зоенька, душа моя, — начал он ласково, как обычно этот делал (скорее по привычке, чем ради какой-то выгоды). — Брось ты это дело, оставайся.
Зоя, словно не замечая его, щурилась на искрящийся снег, не шевелилась.
— Ну куда ты поедешь? У нас ведь не просто уговор. У нас волшебство, вот это вот всё, — продолжал Крыгин, и голос его становился жестче, терял гибкую ласковость и уют. — Это не я тебя держу, милая моя. Это история держит. Опять же, Цыгана куда денешь? У него любовь с тобой, зачарованная. Как у меня с Оксаной. Он без тебя сдохнет на следующий же день. Вены вскроет, утопиться, дом подожжёт. Ты хотя бы в этом себе отчёт отдаёшь?
Тут она открыла один глаз, уставилась на Крыгина. Губы растянулись в ехидной улыбке:
— А ты всё ещё хорош, — проскрипела. — Елейный слова из тебя текут, как мёд. Так и хочется поверить.
— А ты не сдерживайся, голубушка, — произнёс он, чувствуя тревогу в душе. Понял, что намерения у бабки серьёзные. Душевно сорвалась — как сказала Оксана. А в таком состоянии трезво не мыслят. Наломает дров…
— Что мне Цыган? — спросила старушка. — Он так, причарован. Любви там давно нет, испарилась. Пусть помрёт, мне не жалко. А вот я ещё пожить хочу, улавливаешь? Оксанку свою, ехидну, поставь ведьмой. Она же умеет. Пусть верховодит здесь, продолжает заблудших ведьм с лица земли стирать. А ты людям зубы заговаривай по гроб жизни. У тебя это отлично получается, да, Антоша?
— Я не это имел в виду, — Крыгин запнулся, сам не заметил, как выудил руки из карманов и принялся гладить одну ладонь другой ладонью. — Куда бежать-то собралась? Есть смысл в этом беге?
— Найду городок какой-нибудь, деревню. А там и помру тихонько, — отозвалась Зоя. — На свободе, да с чистой совестью.
— Куда уж с чистой.
Она продолжала сверлить его голубым глазом, шевельнула головой, будто старалась запомнить этот момент:
— А ты, Антоша, милый, не забывай. Всё равно на том свете встретимся. Коли угодим в один котел, так по праву. Я в Ад попаду за то, что слаба была и глупа. По молодости не сообразила, что ты за фрукт и как разорвать эту вашу древнюю связь. А уж тебе прямая дорога к Дьяволу за то, что здесь творишь. Тебе и любви твоей ненаглядной, милой. Портреты по всему дому развесил, тьфу. Ты и правду не видишь, что она с тобой делает? Мозг высасывает, как пиявка. Как паразит. А ты и рад.
— Ты такая же, как я, — прошептал он, чуть склонившись, ощутив потный и вязкий запах ее старческого тела, запах разложения. — За все это время, ты стала такой же.
— Я не хотела смертей, — ответила Зоя. — Это ты заставил меня убить первую ведьму. Я даже лица её уже не помню. Притащил, бросил на пол, на, мол, или убивай или иди на все четыре стороны. А куда мне было идти?
— У всех есть выбор. Ты решила остаться в этом доме.
— Ага. Потому чтобы без копейки за душой, молодая и глупая. А теперь решаю уйти. Хочешь меня остановить?
— Я могу тебя остановить, Зоя. У меня карты…
Она перебила:
— И у меня карты. Померяемся?
Кригин заскрипел зубами от злости. Вбила себе в голову уехать во что бы то ни стало. В Шишково ей вдруг стало невыносимо. Тайно копила деньги, общалась с риэлторами, планировала купить домик в какой-то деревне под Тверью и убежать туда сразу после Нового Года. Тихо, незаметно, бесследно. Хорошо хоть один знакомый из администрации пришел к Зое лечить герпес на губе и заметил буклет «Петербургской недвижимости», лежащий на столе. Как-то между делом он рассказал об этом Крыгину, и это оказалась первая ниточка, за которую Крыгин успел ухватиться. Еще бы несколько месяцев — и Зои бы след простыл. Даже Цыган был не в курсе. Она собиралась оставить его доживать свой недолгий век первого самогонщика на поселке.
Сутулый всё это время наблюдал за ведьминым домом. Как-то хотел забраться внутрь, но не преодолел защитный барьер. Старуха постаралась. Однако же всё равно нашёл много полезной информации, про тайник с деньгами, про план побега, про то, что у бабки ум за разум зашёл на старости лет…
Крыгин не знал, как она собирается решать вопрос с фамильным заклятием. Карты в прошлом не выпускали ведьм после того, как они совершили первое ритуальное убийство. Это было, своего рода, согласие сторон. Ни одна ведьма за три сотни лет не смогла покинуть поселок. По крайней мере, добровольно. А тут?..
— Традиция прервется, — сказал он. — Ты подумала об этом? Что будет с поселком?
— Сочувствую. Хорошее когда-нибудь кончается, — она ухмыльнулась. — Кончились же Крыгины, да? Был на этом свете хороший дворянский род, да измельчал и зачах. Краник отсох на самом интересном месте.
Крыгин почувствовал, как леденеют ладони, а в душе медленно, тяжело ворочается глубокая и старая злость.
— Не надо об этом. С этим разберемся.
— Интересно, как? Заграницу съездишь со своей страшилой? Там, говорят, всякие суррогатные матери, клоны, мужики нормальные водятся… — Зоя говорила все быстрее, уцепившись за тонкую болезненную нить, и стремительно разматывая клубок из души Крыгина. — Только, Антоша, это будет не твоё поколение. Не твой род. По проституткам бы меньше бегал, глядишь, был бы толк. А так все эти твои дела на счет фамильной ведьмы, продолжения традиция — тьфу. Как бы ведьма твоя не хотела, как только ты помрёшь, так и её власть здесь кончится.
Она смачно плюнула желтой слюной на кончик ботинка Крыгина. Посмотрела на небо, сощурилась, будто пригрелась на солнышке.
Крыгин сжал и разжал кулаки. Злость царапала нутро, болезненно раздирала оставшиеся чувства, рвалась наружу.
— Что значит — проститутки? — вкрадчиво спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не схватить старуху и не затрясти ее что было сил.
— Ой, Антоша. Я столько всего знаю, что тебе и не снилось. Думаешь, я только сейчас надумала уходить? Нет, мой дорогой. Я не первый год об этом размышляю. Как поняла, что добровольно ты меня никогда не отпустишь.
— Не отпустим! — он почувствовал жар на щеках, хотя мороз колол уши и затылок.
— А куда ты денешься, блядун старый? — пробормотала она с привычной старушечьей прямотой. — Проживешь тут еще лет двадцать, да сковырнешься тихонько с кровати, шею сломаешь. Зато в тишине и уюте, да со шлюшкой своей под боком.
— Не называй ее…
— Десять лет за твоей спиной трахалась, — будничным тоном отрезала Зоя. — Не забывай, кто тебе помог. Сутулого вашего на ноги поднял, тьфу. Душевные раны твои заштопал, как нитками. Где боль твоя, а? Кончилась? У бабки Зои в подвале, по банкам рассована, вместе с псиными головами. Держат они твою боль в гнилых зубах, и пока держат — ты живёшь. Сам же хотел. Не благодари теперь.
Он не сдержался, ударил старуху по щеке ладонью. Сильно, наотмашь. Прежде чем увидел расцветший на её желтоватой щеке резкий красный отпечаток, испугался, отпрыгнул в сторону.
Мало ли что ведьме в голову взбрести может!
