Наклонился, зачерпнул снег ладонями и растер лицо и руки. Какое облегчение. Потом заковылял через двор к калитке. Скрываться-то бесполезно. Вышел на улицу. Домики по обеим сторонам дороги стояли тихие и темные. Нигде не горел свет, будто никому не было дела, что происходит за пределами их собственных спален и дворов.
Завтра эти люди проснутся и отправятся по своим делам, проживать собственные жизни. Кто-то из них придет к Наде с очередной просьбой помочь, погадать, вылечить. Оставит на полке в прихожей деньги, которые Надя потом быстро уберет в кошелек. Люди выйдут за калитку и забудут, где они только что были. Потому что всем вокруг наплевать. Лучше вообще не соваться за заборы этих темных и тихих домиков. Никогда.
Глава двадцатая
Крыгин растянул губы в усталой, недоброй улыбке.
— Наденька, а что ты там вообще делаешь? — мягко поинтересовался он. — Тебе не холодно? Зачем вообще выходить из дома. Такой мороз?
Ей действительно было чертовски, невыносимо холодно.
— Я… — Надя запнулась, помотала головой. Казалось, что краем глаза она видит размытый силуэт дочери
настоящей ли дочери?
— Я хотела зайти к соседям, посмотреть… Познакомиться. Мне кажется… показалось…
— В такое время?
— Сидеть одной дома тоже как-то невесело, — пожала плечами Надя. — Вы же знаете, вся измоталась от ожидания. Хотелось куда-нибудь выскочить.
— Босиком. В платье. Ты в порядке? Я, если позволишь, волнуюсь.
У него в руках был топор, а у ног лежало окровавленное тело. О каком волнении вообще речь?
— Вам ли волноваться. Вы человека убили.
— Ты тоже, моя дорогая. Мы в равных условиях.
Он нагнулся, сгрёб в охапку оледенелые волосы и поднял голову девушки. Огромные белые глаза, как у куклы, смотрели на Надю.
— Зачем вам это?..
— Маша искалечила твою дочь, ты приняла правильное решение, — произнес Крыгин с нажимом. — А я всего лишь помог со второй частью мести. Или ты не хотела отомстить за маму?
— Хотела, но…
С губ едва не сорвалось: «Но ведь я знаю, кто убил её!», но Надя сдержалась.
Хаос в голове рождал испуг. Холод сковывал движения и мысли. Может, действительно надо бы вернуться в дом и обо всём хорошенько подумать? Зачем она здесь, за забором? Какие, к чёрту, соседи?
Крыгин трактовал её смятение по-своему.
— Ведьма ведьму чует, — сказал он. — Есть такая поговорка. Конкуренции никто не терпит. Вот и убивают друг друга. А я что? Я мелкая пешка. Помогал твоей матери, как мог. Оберегал. А в этот раз, видишь, не успел. Печально, тоскливо, но жить можно. Теперь у меня есть ты. Это ведь хорошо, правда?
Крыгин тихонько, противно засмеялся. Завиток его аккуратно причесанных волос соскользнул на лоб.
Надя чувствовала, как её пробирает крупная дрожь. Зубы застучали друг о дружку. Уйти бы отсюда. В тепло.
— Наденька, не стой на морозе, иди сюда. — Крыгин протянул руку. — Забралась чёрте куда, мёрзнешь.
— Я не хочу подходить, — процедила Надя. — У вас топор… и труп… господи, у вас отрубленная голова в руке. Как я до такого докатилась? Зачем всё это нужно?
На мгновение его лицо преобразилось. Будто кто-то сорвал маску, обнажив истинное выражение: уголки губ оттянулись, обезобразив рот в кровожадной ухмылке, взгляд сделался безумным, нечеловеческим. В этом взгляде Надя разом увидела всё, о чем рассказывала Наташа.
Маньяк. Сорвавшийся с катушек психопат. Одержимый любовью. Околдованный неведомой тварью. Готовый на всё, ради крови ведьм для своей ненаглядной, обожаемой, единственной.
Главное в его взгляде — желание разобраться на месте. Ударить топором. Раздробить кости, череп, разбрызгать кровь по белоснежному покрову зимы. Он сдерживался только потому, что Надя была нужна. Для продолжения фамильного заговора. А ещё для того, чтобы приносить Оксане новых ведьм. Поддерживать жизнь и легенду в посёлке.
Выражение это задержалось на лице Крыгина крохотное мгновение, а затем стерлось. Маска вернулась. Человек из администрации был само обаяние.
— Правильно, — пробормотала Надя, моргнув. Ей снова показалось, что краем глаза она видит настороженно застывший силуэт Наташи. — Ведьма ведьму чует. Ваша жена тоже ведьма? Или что-то другое?
Взгляд Крыгина слегка затуманился. Он крепче взялся за топорище.
— Не понимаю, о чём ты.
— Перестаньте. Я всё знаю. Вы влюблены в неё, она готовит специальное зелье, чтобы поддерживать эту любовь и быть бессмертной. Про кровь ведьм тоже знаю. Про убийства.
Надя пытливо посмотрела Крыгину в лицо. Очень хотелось вцепиться ногтями в его маску и сорвать ее.
— Откуда у тебя эта информация? — пробормотал он удивлённо.
— Рассказать? С удовольствием. Вытащите меня отсюда, пойдёмте в дом, и я всё расскажу.
— Вытащить?
— Да. Я ног не чувствую. Жуткий мороз. Ну же, помогите мне. Идите сюда.
Крыгин перевел взгляд на открытую калитку. Надя проследила за этим его взглядом и заметила, что к калитке приклеился бумажный лист — символ двери в иной мир.
Надя двинулась в сторону Антона Александровича, тяжело передвигая замерзшие и частично онемевшие ноги. Заметила, что никаких следов вокруг нет. Снег лежал нетронутый, будто Надю забросило сюда с чёрного-чёрного неба.
Она остановилась напротив калитки, но не вышла.
— Помогите же, говорю. Вы не оглохли, случаем?
Он не двигался.
Что это в его взгляде? Страх? Непонимание? Неверие.
Руки Крыгина крепче сжали рукоять топора.
— Не понимаю тебя, Наденька… — сказал он. — Откуда всё это взялось? Кто тебе рассказал? Это не Оксана…
Сетчатый забор заскрипел от внезапного порыва ветра. Крыгин весь как-то сгорбился, втянул голову в плечи.
— Мне кажется, в этом мире слишком много злости, — пробормотал он.
— Что?
— Я думаю, если бы люди были добрее, то их не нужно было бы убивать, — сказал он громче. — Почему так происходит? Вот ты, Наденька, живешь здесь чуть больше двух недель, в маленьком поселке, о котором никто, кроме его жителей, и не знает даже. Население-то всего три с половиной тысячи. Почему этим людям не жить вместе, не любить друг друга? Зачем им злиться-то?
— Вы о чем, Антон Александрович?
Он поднял на Надю полный тоски взгляд:
— К тебе каждый день приходят жители этого проклятого поселка. Они просят покалечить других, заставить кого-то влюбиться против воли, разлюбить, заболеть. Эта злоба витает здесь годами. Как ядовитое облако. А я, Наденька, поддерживал её, как мог. Злобу. Питал Оксану силой, устранял конкурентов, делал всю черную работу. Держал в подвалах людей. Выкачивал кровь. Убивал. Думаешь, мне это нравилось? Думаешь, так легко любить против своей воли? Может быть, пора заканчивать?
