Раз — вскочила, пригладила волосы и, кажется, даже протрезвела.
Два — спрятала пустую коньячную бутылку в шкаф.
Три — пробормотала Саше, сделав большие испуганные глаза: «Все, Саня, пора сворачивать!»
Пора так пора.
В итоге Масяню в Москву привел гориллоподобный охранник, который, узнав, что Саша больше не состоит в штате у олигархического семейства, выказал в себе что-то человеческое. Признался, к примеру, что ему тоже надоело гнуть спину на самодуров, и рассказал пару несмешных анекдотов про новых русских. А Саша, по сложившейся традиции, полдороги пела песню про мишек. Рублевскому стражу порядка, судя по всему, понравилось — раз пять просил повторить на «бис».
На прощание он совал свою визитку и предлагал дружить.
В результате полученного опыта Саша пришла к выводу, что, бесспорно, всякий труд почетен, но в услужение к частным лицам она больше не пойдет; лучше гнуть спину на какого-нибудь обезличенного хозяина — корпорацию или контору в государственном секторе. Кстати, она бы никогда не смогла работать в розничной торговле, крупная, оптовая — еще куда ни шло, но розница — не для таких легковозбудимых натур, как Саша.
В общем, дело по-прежнему остается за малым — найти подходящую работу. А ее нет, и жизнь загадывает загадки. Например, такие. Загадка: Какая разница между задницей и ситуацией, в которую попала А. Семенова? Отгадка: никакой!
Кстати, недавно Аня в очередной раз похвалила приятельницу за неистребимое чувство юмора. Да, Саша смеялась и сдаваться не собиралась. В качестве психотерапии она повторяла слова Черчилля: «Успех — это умение двигаться от одной неудачи к другой, не теряя энтузиазма».
Сказано прямо про нее. Вот она выбирается из одной навозной кучи и сразу попадает в другую — нормальный рабочий процесс, но при этом старается двигаться изящно, на мягких лапах и не теряя энтузиазма. Все равно ничего другого не остается, и характер такой — оптимист законченный, до идиотизма. Про таких, как она, оптимистических идиотов или идиотических оптимистов в народном фольклоре есть анекдот.
Было у родителей два сына-близнеца, один умный — пессимист, другой — дурак, оптимист. Думали родители, думали и решили сей дисбаланс уравновесить — подарить детишкам в день рождения разные подарки. Утром, проснувшись, пессимист увидел стоящую рядом с его кроватью расписную деревянную лошадку, а оптимист у своей кровати обнаружил кучу конского навоза. Пессимист захныкал, глядя на красивую игрушку: и хвост не пушистый, и не так раскрашена, и качаться на ней неудобно. А оптимист, глядя на навозную кучу, радостно закричал: «А у меня живая лошадка была, только она убежала!»
Как человек, у которого была живая лошадка, Саша знала, что на любую ситуацию всегда можно взглянуть с разных точек зрения. Вот, скажем, такая ситуация. Летела она самолетом российской авиакомпании (это немаловажное обстоятельство следует подчеркнуть особо, поскольку у нее возникло сильное подозрение, что подобная история могла приключиться только на российских авиалиниях) в командировку. А Саша, честно говоря, самолеты не очень любит, поскольку вообще не понимает, как они устроены, и как выходит, что эта сложно сконструированная железная ворона летит, и она летит вместе с нею, а под ними моря и страны… И так жутко становится, если представить, что лучше не представлять, а медитировать с коньяком, заглушая километры звездочками. Ежели на каждую тысячу километров — звездочку, то тогда ничего, можно перетерпеть, и даже стать профессиональной стюардессой.
Незабываемый полет, о котором идет речь, начинался всухую, без коньяка. Саша прошла в самый конец салона, чтобы сидеть одной, без попутчиков (как известно, в хвосте народу меньше), и уже приготовилась взволноваться, как вдруг к ней подошла милая стюардесса, в форме цвета неба, и протянула объемный черный пакет.
«Можно я на время взлета поставлю это к вам, чтобы он не упал?»
Саша, любезно улыбаясь, согласилась, но на всякий случай уточнила:
«А что там? Бьющегося нет?»
Девушка замахала руками: «Не беспокойтесь, бьющегося нет! Это похоронный венок! Пассажиры везут, у них там тесно, поставить некуда, а у вас в хвосте салона места больше!» И ушла, мило улыбаясь, в форме цвета неба. А Саша, значит, осталась, изрядно приободренная тем, что ей аккурат перед взлетом от авиакомпании преподнесли свой персональный похоронный венок. Так она и взлетала с ним в руках.
Кстати, у нее уже месяц, с тех пор, как начался кризис, состояние, как перед взлетом с венком в руках. Но тогда в самолете она справедливо рассудила, что можно, конечно, счесть этот злополучный венок плохой приметой и впасть в уныние, готовясь к концу, а можно, вообразив, как глупо она сейчас выглядит со стороны, посмеяться над собой. Лично она выбрала второе.
Саша была убеждена, что «посмеяться над собой» всегда и во всех ситуациях предпочтительнее. Но бывали и у нее невеселые дни. Она ведь живой человек, а не робот, запрограммированный на вечное веселье и жизнерадостный смех. Случалось и ей похандрить, особенно когда город заливали осенние дожди и межсезонная тоска. В эти дни Саша становилась угрюмой. А еще бывали дни, когда не то что повеситься хочется, а четвертоваться или посадить себя на кол.
В начале ноября у Саши выдался такой развеселый денек. С утра она позвонила в пару мест, где были вакансии, и везде получила отказ. Затем она решила прогуляться, но, выглянув в окно, поняла, что осенняя Москва — место малопригодное для прогулок и вообще проживания.
Кстати, квартира, которую Саша сняла, оказалась тоже малопригодной для проживания. Все бы ничего, но соседи сверху любили слушать музыку, причем они непременно хотели поделиться этой радостью с окружающими, увеличивая громкость после одиннадцати часов вечера. Причем музыка была своеобразной, без слов — только удары или сигналы в мозг, бац, бац!
Уже через полчаса прослушивания Саша начинала дергаться, как от звука автоматной очереди; корчиться ей приходилось долго — товарищи любили повеселиться до глубокой ночи.
И вот в осеннем городе, в чужой квартире, под грохот автоматной очереди корчилась в депрессии никому не нужная женщина. Представить — саму себя жаль!
Все кажется противным… А уж как Саша сама себе противна — даже передать невозможно, а еще у нее часто возникает ощущение, что к ней тянется чья-то черная лапа и пережимает горло. Наваливается, наваливается…
Отсюда и мысли соответствующие. Саша задумалась о самоубийстве. И так думала, и этак. Даже прикидывала, каким именно способом можно было бы свести счеты с жизнью; чтобы уйти не мучительно и, по возможности, эстетично, без кровищи и размазанных мозгов, чтобы лежать мертвой, но красиво, выглядеть прилично…
Конечно, заманчиво: нет человека — нет проблем, но ведь это только звучит легко, а попробуй убейся красиво и безболезненно! Красивая смерть — редкая удача. Вот, к примеру, одна писательница погибла от наводнения в пустыне. Это же представить! От наводнения, в пустыне! А когда даму нашли, ее тело было облеплено страницами из ее рукописи. Вот это красиво, художественно, гениально! Но такую смерть, видимо, надо заслужить.
