– Товарищи! – кричал он. – Давайте потише! У меня глотка хоть и луженая, а я вас перекричать не могу!
Прошло немало времени, прежде чем все успокоились, и докладчик начал свою речь сначала.
Это происшествие оказалось на пользу другу отца Сергия, Сергею Евсеевичу. Он случайно приехал, когда все уже ушли. Дома оставались только Наташа и Юлия Гурьевна, которая чувствовала, что не может слушать безбожников. Увидев приехавшего, она заторопила его – может быть, еще успеет. Сергей Евсеевич побежал в клуб, потолкался некоторое время у входа и, когда дверь открылась, вошел вместе с другими в зал.
Соня сидела в зале, а Костя, которому отец Сергий поручил держать и по мере надобности подавать подсобный материал, прошел за кулисы вместе с Жаровыми. Все были напряжены и взволнованы. Особенно волновалась Женя Жарова. Когда начал говорить основной оратор-безбожник, молодой врач Лушников, она несколько раз порывалась встать и уйти.
– Не могу я слышать такой мерзости! – возмущалась она.
– Потерпите! – уговаривал ее Костя. – Подождите, вот наши будут говорить!
Вторым выступил отец Сергий. Женя повеселела.
Вдруг в разгар речи в зале потух свет. Произошла заминка. Наконец откуда-то принесли стеариновую свечу, и отец Сергий продолжал свое выступление. Но контакт с залом был уже нарушен. Публика, не привыкшая долго слушать серьезные речи, и без того была утомлена полуторачасовым выступлением Лушникова. Внимание рассеялось и долго не могло восстановиться. Мешала и необычная обстановка – темнота и слабое пламя свечи, бросавшее дрожащий отблеск на лицо оратора.
– Нам страшно было, когда твой отец говорил, – признавались потом Косте его товарищи. – Худой, строгий, свечка его едва освещает… Жутко!..
Понятно, что в таком настроении было не до того, чтобы вникать в смысл речи.
Свет через некоторое время дали, но это еще раз отвлекло внимание слушателей. Авария настолько снизила впечатление от доклада, что некоторые потом высказывали подозрение – не нарочно ли это было подстроено? Может быть, и не руководителями, а кем-нибудь из слишком горячих болельщиков.
После перерыва начали говорить желающие. Среди выступавших в прениях безбожников было несколько человек, несомненно подготовленных заранее. Среди них выделялись Мурзалев, преподаватель обществоведения во второй ступени, и его тесть Ефименко. Особенно первый.
Мурзалев учился в «Тихоновской академии» – миссионерской школе, открытой архимандритом, впоследствии митрополитом Тихоном, – и любил играть на этом, утверждая, что именно эта школа сделала его атеистом. В своих выступлениях он не пользовался даже теми мнимо-научными данными, какими щеголяли его товарищи. Он любил говорить о доходах, которые получали до революции некоторые епископы и монастыри, о притеснениях старообрядцев при Николае Первом, со смаком размазывал некрасивый поступок какого-нибудь священника. При этом он не мог, или делал вид, что не может, держаться спокойно, как-то особенно жестикулировал, с ехидной улыбкой отпускал ядовитые шуточки, рассчитанные на молодежь круга воинствующих безбожников. Эта молодежь была от него в восторге, встречала и провожала его аплодисментами, а для верующих его выступления были самыми тяжелыми не по убедительности, а по тону.
Однажды кто-то возмущался грубостью ораторов, употреблявших слово «попы».
– А что тут обидного? – отозвался отец Сергий. – Поп – значит «папа», «отец». Когда так говорит, скажем, какой-нибудь крестьянин, у него это слово звучит не грубо, а даже с уважением. Все дело в тоне, в настроении, с каким слово говорится. Вон Мурзалев говорит «священнослужители», так от этого мороз по коже пробирает.
Чтобы не передавать своими словами полузабытые факты и впечатления, приведу стихотворение, написанное Костей через несколько месяцев после диспутов. С внешней стороны оно оставляет желать многого: постоянно меняющийся ритм, неправильные выражения. Костя и сам понимал его недостатки и писал для себя, потому что только об этом и думал. Зато в стихотворении есть то, что не всегда сохраняется в хорошо отработанных литературных произведениях: живые мысли и чувство. Оно является свидетельством очевидца, под свежим впечатлением передающего, о чем говорилось на первых двух диспутах, как говорилось и как воспринималось определенной частью слушателей. А это сейчас самое главное.
Диспуты
Мгновенных пару впечатлений
О диспутах недавних я,
Покорный чувства повеленью.
Открыть намерен вам, друзья.
Условий ряд пренебрежен,
Попрана совесть, честь забыта,
И Фадин – председатель – он
Считает диспут наш открытым.
Фадин с «глоткою луженой»
Любит «громко выступать».
Лексиконами снабженный,
Несмотря на них – наврать.
Врач-«ученый» Пятинов
Поднимает руку:
«Нам не надобно попов,
Дайте нам науку!»
«Религия есть дело буржуазное,
Она есть средство угнетенья масс,
И от нее, как от поветрия заразного
Давно сторонится рабочий класс».
Роньшин быстро объяснил
Публике безмолвной:
«Пятинов что говорил,
Все ведь голословно.
Ведь не религия, а в сущности, безбожие,
Рождает злобу классовой борьбы.
Союз Христа с богатыми есть мысль в основе ложная,
В религии равны владыки и рабы».
Бочкарев Вольтера зря
Приписал Рейнаку,
Сам с собою говоря:
«Не найдут ведь справку».
Но не тут-то было, милый,
Здесь-то ты попался;
Хоть тебе и стыдно было,
Лучше б уж сознался!
Ведь Роньшин силой аргументов
Так двинул положенье,
Что этот из моментов
Был просто загляденье.
Примечание: Отец Сергий указывал, что безбожие – это тоже своего рода вера, не основанная ни на опыте, ни на доказательствах. Как пример, он привел слова Вольтера, что если бы на парижской площади в присутствии толпы народа и при соблюдении всех условий для производства опыта был воскрешен мертвый, то он (Вольтер) все равно бы не поверил. Отвечая на это, Бочкарев перепутал Вольтера с Рейнаком и заявил, что Вольтер был верующим. Роньшин коротенько, но едко прошелся на тему о том, что безбожники даже своих основоположников не знают, не разбираются в том, что было сто пятьдесят – двести лет назад. Как же им разобраться в вопросах мирового значения?
Лушников от имени науки
Говорит, что все врачи не верят в Бога,
А «Безбожник», испуская звуки,
Свирепые, как вопли носорога,
Пишет: «Караул, сюда, безбожники!
Медицинский персонал России
Чуть ли не подряд церковники
И религию всю оставляют в силе».
Если Лушников безбожник,
Как сказал он в речи,
То зачем же он с «Безбожником»
Впал в противоречье?
Одним словом, было дело
Лыками здесь шито:
Как безбожье ни шумело,
Карта его бита.
Мурзалев тем, что в часы великие
Прыгал, словно клоун тренированный,
Лишь показал, что в отношении религии
Он человек совсем необразованный.
Разбавив правды полтора процента,
Добавить гаденьких насмешек гору,
Запачкать личность оппонента,
На это мастер он, нет спору.
Врач Пятинов, «вступаясь» на науку,
Забыл последние ее слова:
«Природа только составляет руку,
А Бог – над всей природой голова».
Науке и религии не тесно
В громадной мысли творческих голов.
Нам непосредственно из Дарвина известно,
Что в Бога верят лучшие из мировых умов.
Наука и религия, как сестры,
Не могут в длительный войти раздор;
Кто говорит, что здесь конфликты остры,
Тот не ученый, а фразер.
Примечание: Буквально: «Наука и религия есть родные сестры, дщери Всевышнего Родителя. Они никак между собой в распрю придти не могут, разве кто… для показания своего мудрования на них вражду всклепляет» (Ломоносов).
