После напряженных размышлений отец Сергий стал приходить к решению, что хорошо бы мысленно разделить город на небольшие участки и в каждом участке иметь верного толкового человека, через которого осуществлялось бы общение священников с прихожанами. Желательно, чтобы этот человек в своем участке хорошо знал, кто чем дышит, в чем нуждается, в чем сомневается, какие у него возникают вопросы. Попутно следовало обращать внимание на больных и старых, беспомощных, нуждающихся в уходе, и на тех людей, которые могут и желают потрудиться по уходу за больными. Некоторые женщины высказывают такое желание и спрашивают священника, кому помочь, – это дело тоже неплохо бы взять в свои руки; притом поставить эту жизнь так, чтобы она не замерла и в случае закрытия церквей и отсутствия священников.
Помощь заключенным священникам тоже такое дело, которое требует постоянного внимания. И опять нужны люди, нужна твердая организация.
Отец Сергий уже наметил для начала нескольких, с кем надо поговорить, из кого создать костяк, с некоторыми из них начинал и разговор, но заниматься этим делом вплотную все не находил времени.
Глава 36
«В бурю, во грозу»
С каждым днем положение становилось все более угрожающим. То оттуда, то отсюда доходили известия о новых арестах, о вновь закрывающихся церквах. За этот период в викариатстве из двухсот церквей осталось двадцать. Их закрывали не просто, а злобно, с кощунством. Входили в церковь в шапках, с папиросами, с матерщиной. В Клопихе рубили иконостас топорами, грубо сдирали облачение с престола, садились на него. Священником там был Тимонин-Казарин, брат председателя горисполкома, человек настойчивый, энергичный. Он приехал в город и, по очереди с председателем церковного совета Талачи, обивал пороги всех мало-мальски подходящих учреждений, добиваясь не только открытия церкви, а и наказания хулиганов.
– По кодексу за оскорбление религиозного чувства верующих шесть месяцев тюрьмы полагается, – говорил он. – Тоже, конечно, не густо, да хоть бы по месяцу или по два им дали, и то бы другие поостереглись.
Его увезли с паперти Нового собора. Дождались, когда он шел под праздник ко всенощной, посадили в подъехавшую машину и увезли прямо в Саратов. Но оказалось, что он был готов и к этому, даже позаботился, чтобы дело после него не остановилось. Его, уже в одиночку, продолжил Талачи.
– С меня батюшка перед крестом и Евангелием клятву взял, что не успокоюсь, – объяснял он. Да я ведь хохол, а хохлы – они упрямые.
Через некоторое время исчез и он.
На узловой станции Ершово местный начальник Самородов арестовал всеми любимого и уважаемого протоиерея отца Николая Позднева. Народные представители собрались к Самородову просить освобождения отца Николая. Им отказали, а когда они начали настаивать, вывели их из помещения и заперли двери. Ершовцы – народ рисковый, вольница, потомки былых беглецов на вольные земли, в основном железнодорожники; много было и красных партизан. Толпа все увеличивалась, накалялась… Сначала только кричали, требовали освободить батюшку, потом начали стучать… напирать… дверь затрещала… Самородов сообщил по телефону в Пугачев, но, видя, что события развертываются быстрее, чем может прийти помощь, застрелился. Кто-то из сотрудников оказался догадливее его – Позднева отпустили, взяв с него подписку, что он сам приедет в Пугачев. Таким образом, до того неизвестный сельский священник повторил подвиг святого Иоанна Златоуста. Он уговорил народ разойтись, успокаивал их, пока они еще, кажется, трое суток дежурили, охраняя его дом. Потом, когда все поверили в его безопасность, тихонько, ночью, уехал в Пугачев. Там по делам духовенства работал тоже Самородов, старший брат застрелившегося.
Матушке, приехавшей к отцу Николаю с передачей, сказали, что он в Саратове. Она поехала в Саратов, но ей заявили, что такой не поступал, и направили обратно в Пугачев. Так она металась то туда, то сюда, тратя последние средства, пока ей не «посоветовали» сидеть смирно, если не хочет разделить участь мужа. Под горячую руку она, пожалуй, и рада была бы такому исходу, но у нее оставались дети. Она прекратила поиски.
Некоторые священники оставляли приходы и уезжали куда-нибудь, где были меньше заметны. Так поступил, между прочим, отец Владимир Иванов, предшественник отца Сергия по Новому собору Он оставил село, куда его перевели, и жил в своем пугачевском доме. Но эти только отходили в сторону Появились и другие, которые публично, в церкви или через газету, отказывались от сана, а то и от веры. Об одном из отказавшихся, тихом, как будто убежденно верующем человеке, стало известно, что он тоже в Пугачеве; он сам зачем-то сообщил епископу свой здешний адрес. Что-то в его деле показалось владыке неясным, или просто этого человека было жалко больше, чем других, и владыка послал к нему Костю.
Намеренно или ненамеренно, адрес был дан неправильный – в названной улице оказалось чуть не на сотню домов меньше, чем указано в адресе. С большим трудом, при помощи расспросов, Костя нашел его и передал поручение. Хозяин выслушал с безразличным и угнетенным видом, и Костя вдруг решился спросить: «Как вы себя после этого чувствуете?»
– Как будто меня шубой с головой накрыли, – ответил тот.
Через несколько дней он не выдержал, пришел к епископу Павлу, упал ему в ноги и попросил: «Что хотите от меня требуйте, какое хотите испытание назначайте, только примите. Не могу больше так жить».
– А вы знаете, что по правилам вас можно принять только как мирянина? – спросил владыка.
– Знаю, пусть так, мне бы только отступником не быть.
– А понимаете, что вас ждет? Если второй раз не выдержите, еще хуже будет!
– Я на все пойду, лишь бы душу свою от погибели спасти.
Тогда кроткий епископ Павел, за которого боялись, что он по своей доброте распустит духовенство, указал:
«Поезжай туда, где ты отрекся, где посеял соблазн, и там, тоже публично, покайся».
И он поехал.
Молодой многодетный священник Бечевин, вместе со своим старшим собратом, явились к владыке с просьбой уволить их за штат. Много они говорили, доказывая, что для них это единственный сейчас выход, а владыка сидел печально опустив голову и молчал. Что он мог сказать? По-человечески они правы, безусловно, трудно, особенно когда маленькие дети. И вдруг, не поднимая головы, тихо проронил: «А апостолы за штат не уходили!»
– Меня как кипятком обварило, – рассказывал Бечевин. – Я взял заявление обратно.
Вскоре после Пасхи из пугачевской тюрьмы ушел большой этап, с которым отправили всех находившихся там священников. «Разведчики», направленные в очередной день с передачей, не нашли, кому ее отдать, отдали на усмотрение носивших передачи заключенных: «Кому-нибудь, кому не приносят».
– Для нас место освободили, – сказал отец Сергий. – Может быть, Бог нас для того и хранил, чтобы подкармливать этих голодных, а теперь передавать некому, значит, нужно ждать, что самих возьмут.
Это были не просто слова, а глубокая уверенность. Настолько глубокая, что он даже посоветовал Юлии Гурьевне, собиравшейся в ежегодную летнюю поездку по родным, уехать поскорее и не возвращаться. Трудный разговор происходил в присутствии Сони. Отец Сергий говорил каким-то особенно проникновенным, взволнованным тоном. Он сказал, как тяжело и неудобно ему давать ей такой совет. Она столько сил отдала детям, перенесла с их семьей столько горя и лишений, хотя могла бы спокойно и обеспеченно жить у сына или дочери. Найдутся такие, которые подумают, а может быть, и в лицо скажут, что вот, мол, пока дети были маленькие, зять удерживал ее, а теперь, когда они подросли, и она не нужна стала. Она всегда нужна, как дорогой, близкий человек, но в недалеком будущем можно ожидать таких серьезных трудностей, каких, пожалуй, они еще не испытали. Уже было столько случаев, правда, пока не в среде духовенства, когда страдали не только глава семьи, но и вся семья. Если бы он мог, он, разумеется, с радостью избавил бы от такой судьбы не только ее, но и детей, но тут уж ничего не поделаешь… Да они молодые, им легче приспособиться к любым условиям, тем более что они, можно сказать, другого и не видали. А тянуть за собой и ее, когда она может еще уехать и поселиться в другом месте, просто грешно. Надо пользоваться тем, что она числится на иждивении сына и пока еще не лишена голоса, но это может случиться в любую минуту; тогда будет гораздо труднее даже устроиться на новом месте. Так что, как это ни тяжело для всех них, надо торопиться, пока есть возможность.
