Необыкновенное воскресенье прошло. Все стали привыкать к возвращению отца Сергия, жизнь пошла своим чередом. И вот однажды зашел знакомый батюшка. Ему подали табуретку, но ни чаю, ни какого-нибудь угощения почему-то не предложили. Устроившись поудобнее, он спросил:
– Ну как, отец Сергий, картошечки-то запасли?
В голосе гостя слышался живой интерес, но отец Сергий ответил сдержанно:
– Запас. И картошку, и помидоры.
– Даже и помидоры? Ну, помидоры – это дело второстепенное. Вот картошка – самое главное. Без нее никак нельзя.
– А я вот запас. И картошку, и помидоры. Вон помидоры в тарелке на столе лежат, а картошка в ведре под столом.
Гость удивленно взглянул на хозяина:
– Ну, что вы, отец Сергий, разве я об этом говорю? Я говорю о запасе на зиму, на весь год, до нового урожая, а это что…
– А я говорю о том, что вот встретились два протоиерея после длительного перерыва, и поговорить им больше не о чем, о картошке заговорили…
Наступило неловкое молчание. Гость первый нашелся, переборол себя и заговорил о Владимире Соловьеве и о его книге «Оправдание добра».
Из всех сочинений Соловьева у отца Сергия была только эта книга, и ее читали многие из его знакомых.
Увлекаясь историей философии, Костя выделял Вл. Соловьева из всех известных ему философов, как христианского философа, но отец Сергий и у Владимира Соловьева нашел ошибку, и разбор этой ошибки имел для его детей большое жизненное значение. Речь шла о лжи. Соловьев рассуждает, что иногда ложь не грех, бывают такие обстоятельства, когда нужно солгать, чтобы спасти человека. Например, за кем-то гонится убийца. Ты видишь, что человеку грозит опасность, но защитить его своей силой не имеешь возможности. Зато можешь сделать это хитростью, обмануть преследователя, пустить его на ложный след. Такая ложь не грех, а наоборот, твой долг.
Отец Сергий много раз говорил по этому поводу, что ложь всегда грех, а ее отец – дьявол, но мир во зле лежит, и бывают иногда такие обстоятельства, когда приходится выбирать из двух зол меньшее. Сказать ложь тоже грех, но допустить, чтобы злодей сделал свое черное дело, – еще грешнее. Приходится солгать, но при этом все-таки нужно иметь внутреннее сокрушение о том, что лжешь. Если не будет такого сокрушения, страха перед ложью, можно привыкнуть к ней как к чему-то обыкновенному и позволять себе ложь, даже если можно обойтись без нее.
– А у Соловьева получается оправдание добра и зла.
Отзыв о книге вылился в форму шутки, но сам вопрос о том, как избегать лжи, поднимался нередко, и всегда оказывалось, что он не так уж прост и очень важен.
Теперешний гость тоже незадолго до этого брал у отца Сергия «Оправдание добра», так что желание обсудить затронутые там вопросы было вполне естественным, но разговор все равно не клеился. Настоящего дружеского взаимопонимания так и не получилось.
Оставив в стороне теоретические рассуждения, возвратимся к началу разговора.
Картошка, запасы на год, осенние заготовки… Ведь это как раз то, о чем говорилось в семье год тому назад, когда отец Сергий подсчитал свои ресурсы и предупредил домашних, как складывается дело.
Заботы, о которых заговорил пришедший батюшка, были отнюдь не чужды отцу Сергию, почему же он так разволновался, так вознегодовал на гостя? Потому что прошедший год изменил многое, и даже в относительно спокойные дни ясно, что составлять планы на несколько месяцев вперед, рассуждать о них – пустая трата времени, а главное – о том ли болеет его сердце, над этими ли вопросами работает мозг?
До картошки ли тут, когда у семьи, у детей нет вообще ничего, кроме еженедельного отцовского дохода, и об этом бесполезно разговаривать. Но как ни тревожит эта забота, на первом плане все-таки стоит мысль о том, как много еще нужно сделать, и как трудно. Многое нужно решить немедленно, ко многому нужно приготовиться, многое обсудить, – и даже Соловьев с его философскими рассуждениями – далеко не самая важная, не самая злободневная, не самая животрепещущая тема.
Глава 40
Клин клином вышибают
Прошел месяц, второй… Ничего не случилось. Постепенно все успокаивались. Оснований для этого не было, жизнь кругом продолжала идти по-старому, но чувства не могут долго находиться в предельном напряжении. Начало казаться, что той фразе напрасно придали такое значение. Да и мало ли что может произойти дальше, это не значит, что нужно заранее свертываться. Дел за время отсутствия отца Сергия накопилось столько, что приходилось браться сначала за те, которые не могли ждать. Наконец дошла очередь до других, не таких неотложных, но, может быть, еще более важных. В числе других была и подготовка помощников на случаи закрытия церквей.
– Пора начинать, – сказал наконец отец Сергий. – Завтра попробую сходить кое к кому.
Вечером 5 ноября (тогда в Пугачеве счет вели чаще по старому стилю) Наташа сидела в кухне около русской печки, за тем столом, за которым, бывало, бабушка готовила обед. Она чистила картошку при свете керосиновой лампы, а в передней комнате было темно. Наташа была одна дома. Потом вошел незнакомый человек в кожанке, спросил отца Сергия и сказал, что подождет. Наташа предложила ему пройти в комнату, а сама продолжала свое дело. Чувствовала какое-то беспокойство и неловкость от того, что незнакомый человек сидит один в темноте, без внимания, а она не знает, как себя держать.
Опять та ее характерная черточка. Все время ждали беду, все время были наготове. А на этот раз, увидев необычного посетителя в кожаной куртке, Наташа не догадалась, кто он. Вернее, душа не хотела догадаться.
Через некоторое время послышались шаги отца Сергия. Он шел быстро, заметно спешил вернуться домой и поделиться впечатлениями дня. С первого взгляда на его лицо было видно, что он доволен, возбужден и горит желанием рассказывать. Наташа поспешила опередить его и негромко предупредила: «Папа! Тебя тут ждут!»
– Кто? Не вижу!
Не раздеваясь, с ходу, отец Сергий шагнул в темноту передней комнаты и, не погашая того света, который был на лице, нагнулся к сидящему, пытаясь рассмотреть его.
Не здороваясь, не называя себя, посетитель что-то сказал очень тихо, но значительно, кажется: «Пойдемте поговорим!»
Отец Сергий словно поперхнулся и замолчал. Этот короткий, неопределенный звук был как бы точкой опоры, необходимой для того, чтобы остановить в себе нечто относящееся к настоящему времени, и круто повернуться к будущему. Вот он попросил разрешения положить на место запасные Святые Дары – возражения не было. На все ушли не минуты, а секунды. Вот они выходят в кухню – незнакомый человек в черной кожанке и сам отец Сергий, посеревший, настороженный, сосредоточенный.
– Проститься?
– Нет, зачем же… Вы скоро вернетесь домой… Вас пригласили поговорить, а потом вы вернетесь…
Еще секунда, и он ушел. Навсегда.
