«У меня просто нет сил от тебя оторваться, Слава»
«Ты и твой запах — наркотик для меня»
«Лев влюбился в овечку»
На последнюю я даже обиделась, кто здесь лев, а кто овца, честное слово.
День пятый.
Мне приснился Драко Малфой. Во сне он громко плакал на коленях у Дамблдора, умоляя, чтобы шляпа определила его Гриффиндор. Дескать, его папаша украл пророчество и узнал, что чемпионат по квиддичу в составе Слизерина ему не выиграть и снитч никогда не поймать. Мудрый старик подумал и согласился. Гарри был в ярости, а вот Гермиона обрадовалась. Наверное, поняла, что рыжий тулумбас всё-таки не лучший вариант. Все девчонки неровно дышат к плохишам.
Обошла пять кофеен, перепробовала латте, рафы, моккачино. Вердикт тот же — безвкусное дерьмо. Вражеская страна напрочь сгубила мои вкусовые рецепторы.
Но есть и прекрасная новость. Тот грецкий орех у отца в желудке оказался доброкачественной опухолью. В ближайшее время будет проведена операция, после чего демон Игорь и его, посаженный на пожизненную диету желудок, отправятся дальше эпатировать общественность и доводить до истерик подчинённых. Кажется, я услышала, что по этому поводу в больнице было решено провести внеплановый корпоратив с шампанским и салютами.
День шестой.
В очередной раз пересматриваю «Секс в большом Городе». Обычно нимфоманка Саманта вкупе с ведром шоколадных конфет всегда умеют меня развеселить, но этот день становится исключением, я едва понимаю, что происходит на экране. От скуки лезу в фейсбучную ленту новостей. Лучше бы не лезла. Прямо как чугунной булавой по сердцу, какая-то смазливая блондинка лупанула себяшку в обнимку с Гасом и отметила его на фото. Моего Малфоя. Грудь горит, как будто я в тридцатиградусную жару натянула на себя связанный бабуленькой шерстяной свитер. Желание содрать с себя кожу почти невыносимо.
«Ты же знала, что слизеринец долго грустить не будет», — насмехается голос рассудка. Ответ приходит неутешительный: «Я на это надеялась».
Час лежу в кровати, изучая глазами отштукатуренную перламутром стену. Беру в руки телефон и набираю: «Две недели — больше чем вся моя жизнь». Ещё пятнадцать минут таращусь на это сообщение и сохраняю его в черновики. Сериальная Шарлотта говорила, что для того, чтобы забыть человека нужно в два раза больше времени, чем проведённое вместе. Не зря я всегда считала, что Шарлотта тупая и недалёкая. И ещё она, наверное, никогда не была влюблена.
Настоящее: день седьмой. Слава
Мудак Серёжа каким-то непостижимым образом раздобыл номер моего телефона и теперь наяривает свои занудные любовные оды с просьбами о встрече.
— Мам! — мой крик рявкающим эхом разносится по комнатам.
— Ты Сергею дала мой номер?
Пока жду ответа, смотрю в экран, размышляя над тем, стоит ли менять сим-карту. Решаю, что не стоит, и быстро набиваю:
«Через два часа в «Кофемании» на Никитском. Никаких цветов и прочей мишуры. Это не свидание»
Виноватое лицо мамы показывается в дверном проёме моей унылой императорской спальни.
— Ты такая грустная в последнее время, Славик, а Серёжа так переживает. Хороший ведь мальчик? И любит тебя сильно. Вот я и подумала...
— За себя думай, мам, а за меня не надо, — произношу грубее, чем следует.
— Моя личная жизнь никого из вас не касается.
Мама растерянно мнётся на входе и мямлит:
— Прости меня, Слав.
— Когда в следующий раз решишь поиграть в сводницу, сначала меня спроси, — говорю уже примирительно.
— Прости за то, что так у вас с Гасом вышло, — повторяет мама и с грустью смотрит на меня.
Внутри что-то болезненно натягивается при звуке его имени, но я, разумеется, виду не подаю.
— Тебе не за что извиняться, мам. У меня всё замечательно: отец жить будет, ноги-руки целы, я умница и красавица, наследница полиграфических капиталов и дорогостоящего жилья в центре.
— А губы почему дрожат и слёзы катятся? — возвращает реплику мама.
Я на её блеф не поддаюсь и ладони к глазам не прикладываю. Просто продолжаю смотреть на неё. Я не плачу. С чего бы.
— Не будь, как твой папа, Слав, — мама шагает вперёд и опускается на кровать, поглядывая на меня как на бездомного уличного щенка в минус сорок. — Иногда не нужно бояться показать свои слабости.
Обнимает меня, но я не хочу обнимать её в ответ. Просто застываю не дышащим бревном и жду, когда этот патетический момент единения матери и дочери пройдёт.
— Может, поедешь к нему? — тихо спрашивает мама.
И от этих слов из горла вырывается какой-то свист, и плотину «Крутая Слава» с грохотом прорывает. Пальцы сами комкают мамин вязаный жакет, пока я утыкаюсь в её плечо носом и надрывно всхлипываю:
— Он ни разу не написал... Не попросил остаться... Так быстро меня забыл.
— Глупости какие, — ласково шепчет мама, поглаживая меня по спине. — Таких, как моя дочь, одна на миллион. Тебя так просто не забыть.
Меня трудно найти, легко потерять и невозможно забыть, горько усмехается циник во мне. Какая чушь, чёрт побери.
Прорыдав на мамином плече ещё пять минут, вытираю слёзы и плетусь в душ. Квест «Отшей настойчивого мудилу» сам не пройдёт.
Ровно в три захожу в «Кофеманию». Заморачиваться с нарядом я не посчитала нужным, но и унылым обсосом решила не приходить, пусть экс не думает, что меня от тоски по нему всю скорёжило. Минимум макияжа, распущенные волосы, удобные бойфренды и укорочённый топ.
Едва завидев меня, мудак срывается с места и машет своей мудацкой рукой. На лице мудацкая улыбка, на столе мудацкий букет.
— Я же просила обойтись без романтических жестов, — говорю вместо приветствия. — Что непонятного?
— Ты лучшая девчонка, Слава, мне нужно тебе соответствовать, — заискивающе скалится мудак и тянется ко мне губами.
Ловко уворачиваюсь от него и приземляюсь на стул.
— «Три метра над уровнем неба», серьёзно? Есть хоть что-то из репертуара четырнадцатилетних, чего ты не смотрел?
— Я заказал тебе капучино и твою любимую «Тасманию», — игнорируя мой сарказм, Сергей продолжает тянуть свою кондитерскую улыбку. — Прекрасно выглядишь, малыш. Впрочем, как и всегда.
Смотрю на него и не могу понять, что я находила в нём раньше. Он же одно сплошное показушничество: попсовые цитаты, кричащие ярлыки дорогих брендов на каждой его шмотке, даже эти его взъерошенные волосы взъерошены ненатурально. Не оттого, что он теребил их руками, а потому что старательно доводил их до состояния беспорядка при помощи геля.
— Я пришла только потому, что ФСБэшники очень просили. Кровь, говорят, из глаз льётся при чтении того ванильного плагиата, что ты мне шлёшь.
