Кэп с пошлым влажным звуком выпускает сосок из рта и, поймав мой взгляд, проводит по нему языком. Между бедер простреливает разряды тока, такие, что хочется закрыть глаза и целиком отдаться им, но я завороженно продолжаю смотреть, как он делает это снова: сжимает ручищей вторую грудь, и, не прекращая гипнотизировать меня глазами, растирает сосок языком.
— Еще как позволила, Бэмби. Если бы у меня были с собой резинки, я уже был в тебе, а ты стонала так, что заставила наших соседей краснеть.
Грязный кэповский язык. Заводит меня. Так же как и обжигающая эрекция, которая начинает толкаться между моими раскрытыми бедрами, от чего становится невозможно думать и тяжело дышать.
— Ты такая мокрая, что я чувствую тебя через трусы, — хрипло сообщает Кэп, скользя по моему лицу глазами. — Я пиздец как хочу тебя трахнуть.
Во рту пересыхает от того, сколько желания в его лице и сексуальной вибрации в голосе, и я, облизав губы, спрашиваю:
— И как бы ты хотел это сделать?
Дыхание на моем лице становится горячее чем банный пар, глаза напротив темнее, а толчки бедрами грубее и интенсивнее.
— Поставил бы тебя на четвереньки и смотрел, как мой член двигается в тебе. Слушал, как ты умоляешь и стонешь. Намотал бы твои волосы на кулак и заставлял просить еще, пока ты не охрипла.
Кровь в венах начинает кипеть, превращая мои мозги в похотливый кисель, и я вправду начинаю просить:
— Еще, Кэп. Скажи еще.
— Хочу твою задницу, Бэмби, — Максим наклоняется ко мне ближе и проводит пальцем по моей губе, заколачивая каждое слово мне в мозг. Ну и еще куда пониже. — Хочу тебя на коленях, трахать твой наглый рот и смотреть тебе в глаза. Они у тебя очень красивые.
— Ох, черт, черт, черт, — все, что способен выдать мой ошпаренный возбуждением мозг. Ощущение, что через ткань черных боксеров Кэп имеет мое тело, и одновременно через уши — мозг. Никогда еще я не испытывала такого. Ревнивец Витя в сексе был очень сосредоточенным: хмурился и вообще выглядел, словно размышляет о бренности жизни в этот момент. Саша к сексу относился скорее как к прокачке ягодичных мышц, то и дело поглядывая на себя в зеркало. А вот Гасович…трахает меня, не снимая трусов.
— Теперь ты, Ни-ка. Он трахал тебя?
— Кто? — сиплю я, ни черта не понимая.
— Суслик твой Глеб. Ты так же раздвигала перед ним ноги, когда я ушел?
Ревнует он, что ли? Аж улыбаться захотелось.
— Ты такой придурок, Кэп.
Кэп себя придурком не считает. Пронзает меня расширенными зрачками, почти так же как долбит между ногами членом и требовательно шипит.
— Отвечай, Ни-ка.
— Нет, идиот, я в тот же день с ним рассталась.
Кэп замирает, что я испытываю отчаянное желание пнуть его пяткой, чтобы он продолжал так же виртуозно двигать супергеройской задницей, подталкивая меня к моему долгожданному оргазму.
— Умница, — хрипло шепчет он и неожиданно накрывает губами мой рот.
Я совершенно точно в него не влюблена, но от того, что его язык у меня во рту, гладит, исследует, в голове шумит, и тело отзывается дрожью. Так влажно, так непередаваемо, что помимо ответного поцелуя, я испытываю огромное желание впиться в его губу зубами и никогда не выпускать.
— Как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул, Ни-ка? — Кэп отрывается от моего рта и приподнявшись на локтях, просовывает между нами руку. Я жмурю глаза и молчу, потому что его пальцы погружаются глубоко в меня, как кисточки в банку с вязкой краской. — Расскажи мне.
Вообще, я не из стеснительных, но сейчас мне стеснительно. Я не привыкла болтать в постели и вообще говорить о таких вещах.
— Положи руки на соски, — голос Кэпа звучит низко и сипло, когда он скользит глазами по моей груди, — да, вот так. Трогай их и рассказывай, как в твоей фантазии я трахаю тебя.
Его пальцы касаются так, словно точно знают, что нужно моему вопящему телу, и я решаю ни о чем не думать. Закрываю глаза, чтобы спрятать смущение, кончиками пальцев сдавливаю на затвердевшие вершины и выпускаю в воздух то, о чем не раз думала перед сном.
— Сдираешь с меня юбку. Прижимаешь к стене и входишь сзади. Затыкаешь мне рот рукой и кусаешь шею. Трахаешь быстро и глубоко.
Из-за закрытых глаз я не вижу его лица, но слышу звук втягиваемого воздуха и выгибаюсь дугой, потому что пальцы внутри меня начинают двигаться быстрее.
— Блядь, Ни-ка, говори еще.
— Кладешь меня на стол и опускаешься передо мной на колени. Ласкаешь меня языком… там.
— Еще…
— Трахаешь меня снова, так что стол трясется и разбивается любимая мамина ваза. Ставишь меня на колени и заставляешь ласкать тебя ртом, а потом…
Через гудящую пелену, отделяющую меня от мира смущения и стыда, до меня долетает длинная тирада на английском, многократно включающую слово Fuck. Между ног утыкается что-то тугое и очень горячее, от чего глаза распахиваются; длинный толчок, обжигающий внутренности, хриплый стон, смешавшийся с моим вскриком и навалившееся на меня двухметровое тело.
— Блядь, Ни-ка, я трахаю тебя, — измученно стонет Максим и его пальцы совсем не измученно смыкаются на моем горле, пока его член до льющихся слез буравит меня. — Я ненадолго… блядь, я совсем ненадолго.
Вот это, блин, поршень. Не могу не говорить, не дышать, только царапать спину и стараться визжать тише. Но, черт, как же хорошо. Словно воздаяние за все дни воздержания с Глебом. Кэп как сорвавшееся с цепи животное. Хочет меня больше, чем я хотела булку с вареньем после прошлогоднего месячного детокса. Зверюга, щедро одаренный природой. Господи, какой кайф.
Наслаждение закручивается внутри меня как винтовая лестница, в животе становится невыносимо туго, возможно потому, что член Кэпа заставил потесниться все внутренности. Я достигаю оргазма через час или через минуту, вонзившись зубами во влажную кэповскую ключицу, и судя по солоноватому вкусу во рту, без жертв сегодня не обошлось.
— Зубастый олененок, — глухо рычит Максим, после чего резким движением выходит из меня и, прижав тяжелый пульсирующий прибор к моему животу, орошает его полулитрами обжигающей спермы. А потом наступает тишина, прерываемая звуком двойной одышки.
«Легкомысленная. Безалаберная. Распутница», голосом Гариком Харламова гремит в голове совесть. Так и знала, что перелеты «Победой» до добра не доведут. «Пошла к черту», отзывается мое потрясенное либидо, пока я безуспешно пытаюсь восстановить дыхание.
Кэп, по-прежнему нависающий надо мной, несколько раз моргает пушистым опахалом ресниц, после чего встает и, заправив своего аномально большого дружка в приспущенные боксеры, идет в ванну.
Я даже не знаю, что думать. Мыслей пока нет. А что так можно было, да? Все это время? Сердце барабанит в груди, словно хочет порвать кожу, во рту сухо, губу саднит, очевидно, от того, что я ее прикусила. Поворачиваю голову в сторону комода и упираюсь взглядом в порицательный взгляд дяди Игоря и удивленную улыбку мамы. Из-за рамки стекла, к счастью. Глупо улыбаюсь им и пожимаю плечами. Ну, соррян, семья, как-то само вышло.
