— Спасибо за заботу, Максим Гасович. — сахарно улыбаюсь ему во все тридцать два зуба. — Но насчет моего шефа вы, кажется, ошиблись. Он таким мне… ммм… мягкотелым няшей показался.
Ох, Ники. Вечно твой длинный язык вперед мозгов прет. У красавчика даже челюсть скрипнула как дверь не смазанная. Прощай, стажировка, здравствуй родительский вынос мозга. Давно подозреваю у себя легкую форму копролалии(непреодолимое импульсивное влечение к циничной и нецензурной брани безо всякого повода — прим. автора), но рядом с этим парнем она чрезмерно усугубляется.
— Мягкотелым няшей? — вкрадчиво переспрашивает Максим Гасович и, склонив голову на бок, делает ко мне шаг. Вообще, на няшу он не похож даже отдаленно. Темные бровь нахмурены, челюсть ходит ходуном, а на бицепсах вены вздулись. Ничего так, кстати, бицепсы. Тьфу, Ника, не о том ты думаешь. Похоже этот русско-американский кекс свой альфа — статус собирается передо мной отстаивать. И что я смогу сделать, если он меня к себе на плечо закинет и свою волчью нору утащит, кроме как съездить по его разбухшей Кока-коле?
— Пупсик, вот ты где!
Воздух облегчения покидает мои легкие со звуком спустившегося воздушного шарика. Глеб. Где он вообще все это время лазил?
— Ты кто? — это уже мой красавчик-шеф с угрозой глазеет на улыбающегося Глебасю. Вот странно, мне всегда казалось, что Глеб высокий и плечистый, а сейчас, стоя рядом с Максом Гасовичем, он словно стремительно теряет свои атлетические объемы. Как Человек-Муравей рядом с Капитаном-Америкой.
— Я Глеб. — продолжая улыбаться говорит Глеб и протягивает руку. Он у меня немного простодушный, но это даже ему в плюс. Сейчас простых хороших парней днем в огнем не сыскать. А я нашла. В книжном на Тверской, кстати.
— Это мой парень Глеб, — подхожу к Глебасе и обхватив его лицо руками, смачно клюю в губы. Вообще-то, я не любительница всех этих публичных ми-ми-ми, но надо ж рычащему песику его место указать. Ширинку я его ублажала, видите ли. За кого этот заграничный крендель меня принимает вообще?
Несколько секунд Максим Гасович пытает меня глазами, словно пытается уличить в очередной симуляции, после чего пожимает протянутую руку Глеба и бросает:
— Рабочий день начинается в восемь, Ни-ка, не опаздывай.
А пока я подбираю очередную ответную остроту, разворачивается, скрываясь в дрыгающейся толпе.
— Я тебя потерял, пупсик. — воркует Глеб, поглаживая меня по плечу. Говорит что-то еще, но я его не слышу, потому мой мозг зацепился за какую-то ноту, которая перебивает каждую следующую мысль в моей голове. Как-то смешно это русско-американский метис произнес мое имя. Как будто по слогам. Ни-ка.
6
Ника
— Как прошел первый день стажировки, Никуш? — ласково спрашивает мамин голос в телефонной трубке, которую я придерживаю одной рукой, пока второй пытаюсь застегнуть молнию на юбке. Я снова опаздываю. Это прямо-таки проклятие, честное слово. Даже если я заведу будильник на пять утра, из дома я выйду ровно во столько, чтобы к месту предполагаемой встречи мне приходилось бежать с риском подвернуть ногу. П-Проскрастинация. Мое второе имя.
— Эээм… отлично, мам. Как раз собираюсь сейчас выходить.
— Как прошло знакомство с Максимом? Игорь им очень гордится, Никуш. Говорит, что мальчик весь в него пошел.
Вот точно. У маминого мужа Игоря нрав как у необъезженного испанского быка. В его присутствии даже в няшу-скромняшу играть не приходится — само выходит как-то. Я даже за маму первое время переживала: вдруг превратит строптивый доминатор Игорь Жданов талантливого инженера Любовь Ивлееву в забитую домашнюю наседку. Но мама ничего так вроде держится. На работу по прежнему ходит, счастьем светится и даже пироги стала стряпать. С мясом. Нашла правильного дядечку, стало быть.
— Ну раз Игорь гордится, значит, есть от чего. — отвечаю уклончиво. — Да нормальный он вроде, мам. Мы толком пообщаться-то не успели.
Тут я скрещиваю пальцы, потому что врать маме очень не люблю, делаю это крайне редко, а когда делаю, каждый раз опасаюсь, что на меня свалится небесная кара в виде непроходящего прыща или приставучего поклонника. Но не могу же рассказать, что ее дочь ненароком потерлась в клубе о выдающиеся причиндалы гордости ее нового мужа, которого по алкогольной случайности спутала со своим парнем, а потом еще в грубой форме пригрозила эти самые причиндалы отпинать.
— Ты уж не обижай его, Никуш. — мягко увещевает мама. — Мальчик хороший, а стажировка же всего пару месяцев будет длиться.
От наивности маминого предположения из меня вырывается непроизвольное лошадиное фырканье. Хороший мальчик? Этот похотливый орангутанг? Да если бы я вовремя не взбрыкнула, он бы меня посреди танцпола поимел. Так что этот Максим Гасович кто угодно, только не хороший мальчик. Вот Глебася хороший мальчик. Интеллигентный, спокойный, надежный, относится ко мне с уважением и никогда бы не позволил себе так фривольно распускать руки.
— Мамуль, созвонимся позже, ладно? — решаю оборвать разговор до того, как придется оптом закупать Clearasil. — Стажировка не ждет.
— Конечно, беги, Никуш. — спохватывается мама. — И да, после работы планов никаких не строй. В семь часов ждем тебя на ужин у нас дома по случаю приезда Максима. Игорь говорил, что он за рулем, вот после работы вместе и доедете. Ты же знаешь, не доверяю я всем этим Уберам.
Охх. Ужин у дяди Игоря. Вот это новости с утра.
Упаковав свой выпуклый трамплинчик в юбку-карандаш и, надев рубашку с кружевным жабо, пышности которого позавидовала бы даже правительница Екатерина, вешаю на плечо сумку и выскакиваю за дверь. Опаздываю как чартер из Турции. Плохо, Ника, плохо.
Две станции по зеленой ветке, триста ступенек бегом вверх по эскалатору, и через пять минут беготни по Садовому я и мои влажные подмышки влетаем в фешенебельный компьютерный офис.
— Ты опоздала. — кривит нос моложавая версия Анны Семенович за стойкой ресепшена. — На целых пять минут. У нас с дисциплиной здесь все строго, мы серьезная фирма, а не шарашкина контора. — смеривает меня таким презрительным взглядом, словно я учредитель, генеральной директор, бухгалтер, и уборщица в этой самой «шарашкиной конторе». — Я вынуждена сообщить об этом Максу.
Вот недаром она меня еще в первый день взбесила, когда три раза пыталась выставить меня из офиса, называя представителем Орифлейма. Я ей тогда, конечно, ответить как следует не смогла, потому что в образе Белоснежки мучилась, а сейчас-то чего мне скрывать.
— Ты конечно можешь ему позвонить, — снисходительно пожимаю плечами. — а я за это на сегодняшнем семейном ужине упомяну, что ты хамишь посетителям. Оу, не знала, что мы с твоим шефом родственники? — с наслаждением наблюдаю как глаза секретарши превращаются в чайные блюдца. Все-таки лавры чиновничьих детей мне всегда покоя не давали. — Зато теперь знаешь.
Подло использовать семейные связи, согласна. Но женская война — она самая беспринципная и жестокая. Либо ты, либо тебя. Пощады не будет.
