— Саня, ты дрыхнешь, что ли, еще? — недовольно интересуется голос деда Игоря в трубке. — Час дня.
Я несколько раз моргаю, чтобы заставить сонный мозг заработать, и бормочу:
— Нет, я не сплю.
— В гости, говорю, заедешь сегодня? Люба там расстегаев и ватрушек с мясом накатала. Вспомнишь хоть, как нормальная еда выглядит.
— Ты вроде дедушка, а ведешь себя как бабушка. Что за одержимость сделать собственных внуков жирными?
— Эта бабушка тебе ремнем по жопе настучит, будешь много разговаривать. В общем, в семь Михаил за тобой заедет. И чтобы никаких «я не голодная». Если скучно, можешь подругу свою недалекую прихватить.
В трубке раздаются гудки, и моя рука с телефоном безвольно падает на подушку. Два секс-раунда срубили меня так, что я отключилась, едва дойдя до кровати. Размотав простыню, я оглядываю себя: на бедрах краснеют отпечатки пальцев, между ног ощущается наличие чего-то инородного. Не только подушка в этой кровати обладает эффектом памяти. Я жмурюсь и натягиваю одеяло до глаз, словно кто-то сможет увидеть мою неприлично широкую улыбку. У меня был крышесносный секс в комплекте с идеальным изнасилованием, и не в последний раз, потому Серов, то есть Кирилл, мне позвонит.
Выпутавшись из сатинового кокона, я быстро шлепаю на кухню, где как любая уважающая себя хозяйка, устраняю следы кофейного непотребства: лужу на столешнице, валяющуюся на боку чашку, разбитую тарелку и смятый шарик из футболки. Довольная собой, оглядываюсь, и в этот момент замечаю в окне соседнего дома прилипшее к стеклу лицо соседа. Показываю ему фак и задергиваю шторы. Даже престарелый вуайерист не способен мне испортить сегодня настроение.
Словно айробот, я за час вычищаю квартиру, принимаю душ и переодеваюсь в провокационный черный комплект от своего любимого поставщика белья. Зверюга наверняка его порвет, но этот перформанс определенно того стоит. Уфф, при одной мысли об этом начинаю нескромно возбуждаться.
После того, как я десятый раз перепроверяю телефон на предмет пропущенного от Кирилла и в сотый раз расчесываю волосы, вспоминаю о звонке деда. Кулебяка, ватрушки с мясом… Черт, если я его в хлебо-булочном застолье одного оставлю, то мне точно не видать ни российской гуманитарной помощи, ни гелендвагена. Ох. А как быть с Кириллом?
Я накручиваю круги возле безмолвного айфона, как акула вокруг ломтя мяса, и в конце концов нарушаю свое железное правило: звоню парню первой. Мне нужно знать, во сколько освободится Кирилл ну или по крайней мере сказать ему о предстоящем вечере обжорства у деда. «И услышать его голос», — насмешливо подсказывает скептически настроенная женская гордость.
Гудки раздражающе вонзаются мне в ухо один за другим, но ответа не следует. Я растерянно разглядываю потухший экран и оседаю на диван. В смысле? Почему он не принимает мой звонок? «Может не слышит или занят?» — предполагает оптимистичная логика. Ошибочно прислушавшись к ней, через двадцать минут я пробую набрать ему снова и снова безрезультатно. Кирилл a.k.a. козлина, меня динамит.
Я оглядываю развратные кружевные чулки и идеальную чистоту вокруг, и чувствую, как во мне закипает злость. Когда это я успела опуститься до того, чтобы поменяться с мужчиной ролями? Подготавливаю почву для свидания, звоню первой и получаю игнор? Да сколько можно скакать на одних и тех же граблях?
Я быстро тычу в номер Кати, и приложив телефон к уху, начинаю сдирать с ног чулки. Они мне больше не пригодятся.
— Катюнь, хватит заваривать бомж-пакеты. В половине шестого будь у меня. Дед Игорь накрывает щедрую поляну.
— А он не будет против, что я приеду? Мне, кажется, он меня не любит.
— Всем всегда так кажется. Жду.
Я сбрасываю вызов и иду паковать сумку. Останусь у деда с ночевой: объемся калорийных вкусняшек и грузной бомбочкой буду плавать в бассейне. Это парнокопытное динамо не испортит мне настроение.
— Саня, ты нахлебницу, смотрю, притащила, — гаркает дед, встречая нас с Катей в дверях. — Что, Катерина, хана твоей газетенке? Остался московский народ теперь без правды.
— Здравствуйте, Игорь Вячеславович, — смущенно бормочет Катя, прячась за мою спину. На деда все так реагируют.
Мы проходим в гостиную, где суетится Люба, расставляя по столу пироги. Здесь столько еды, словно я пришла на поминки.
— А что, Макса с Никой не будет?
— Не будет, — недовольно бурчит дед. — У младшей тугосери сопли, у Андрюши, видите ли, лепка и рисование. Делают из моего внука Пикассо.
— Может, Да винчи, — замечаю я.
— Не умничай, Саня. Садись вон за стол. И пока половину пирогов не съешь, не встанешь. А ты чего глазами лупаешь, Катерина? Это еда, ее ртом едят. Костлявый зад свой на стул сажай и вперед. Заодно и поведаешь нам, что в мире творится. А то сдается мне все кругом пиздят, так хоть от честного журналиста правду послушаю.
— Ты чего, Сань, ему про расследование рассказала? — нервно шепчет Катя, наклонившись.
— Нет, не рассказала! — вдруг рявкает дед, отчего мы обе подпрыгиваем. Я-то привычная, а вот Катя могла и обмочиться. — Пришлось самому узнавать.
А пока я безуспешно пытаюсь протолкнуть в горло застрявший кусок пирога, он смотрит на меня. Ох, мама Слава. Таким злым я его в последний раз лет семь назад видела, когда он меня целующейся с другом Макса застал.
— Саня, ты чем думала? Что Катерина твоя малахольная, это у нее по глазам видно. Но ты-то Жданова. Чего ты опять вылупилась, Катя? Продолжай кушать, все равно ни хера не поймешь.
— Дед…
— Не дедкай, Саня! Чтобы жирный газетный хряк себе очередной миллион в карман положил, моя внучка пошла офисного кобеля совращать. А если бы Серов тебе обвинение в промышленном шпионаже предъявил? С фамилией твоего папаши тут такой скандал раздули, что той дуре-аптекарше и не снился.
— Я выйду ненадолго в туалет, — бормочет Катя, предпринимая робкую попытку встать.
— Сидеть, правдорубка! — рявкает дед. — Трусы обоссаные будешь позже сушить.
Поплавала, блин, в бассейне.
Спустя два часа нравоучений и десяти пирожков, съеденных в приступе волнения и желудочной истерии, мы с Катей поднимаемся на второй этаж. Чувствую себя морально отшлепанной. Даже сил шутить нет.
— Может мне домой поехать? — жалобно спрашивает Катя, вцепившись в ручку гостевой комнаты.
— Для чего? Все самое страшное уже позади. Люба отпаивает деда чаем с мятой и мелиссой, а значит скоро его вырубит.
— Сань, прости…
Я машу рукой.
— Проехали. Главное, что дед Максу не рассказал.
Едва дверь в комнату за мной захлопывается, телефон начинает активно вибрировать у меня в джинсах. Я смотрю на экран и чувствую, как сердце начинает учащенно биться. Звонит Кирилл. То есть козлина.
Я несколько секунд разглядываю мигающий номер, после чего усилием воли выключаю звук. Нет уж. У меня тоже есть гордость.
