— Кровь викхартов? — изумилась я, склоняясь над синей царапиной ниже. — А это безопасно?
— А что может быть опасного в их крови?
— Болезни, например, — предположила я.
Тихий смех разнесся по комнате. В глазах Елрех образовалась убойная доза умиления.
— Поднимай остальных, Асфи, — с улыбкой сказала, — а я соберу нас в дорогу. Знахарка говорила, что за травами надо идти с Луной.
— Значит, с гор мы должны спуститься до вечера.
— Желательно до полпути Солнца.
Не медля ни секунды, я поднялась и отправилась в комнату Кейела.
В помещении, больше похожем на подсобку, гулял легкий сквозняк. Каменные этажерки были завалены старой утварью. В углу стояла метелка и железное ведро — местные даже в костры старались бросать меньше древесины, пуская в расход высушенный навоз и непригодные в быту коряги, зато с камнем и металлом никакой нехватки не испытывали. Через прорехи в шкуре, висящей на окне, просачивался утренний свет и тонким лучом падал аккурат в изножье матраса. Серая простыня сползла с Кейела и сбилась на полу; рубаха была брошена чуть дальше. Вот же, а совсем недавно он сетовал, что пустыня не пощадит такую хорошую вещь.
Я не удержалась — подняла рубаху. Отряхнула, а потом, глянув воровато на спящего, уткнулась лицом в мягкую ткань и закрыла глаза. Его запах… Казалось, даже головная боль притихла.
Позволив себе короткое отвлечение от реальности, я все-таки заставила себя вернуться к делам. Сложила вещь и оставила на табурете. Присев на корточки у матраса, залюбовалась. Кейел, опрокинув голову на согнутые руки, спал на животе. Русые волосы разметались по сторонам, оголили шею. Загар, приобретенный под палящим солнцем, отливал золотом. Полоса — переход к коже без загара — была с трудом заметна в тусклом свете помещения. Руки сами потянулись к спине, к проступающим позвонкам. Сердце замедлилось, а вот дыхание зашумело, и я сдерживала его, чтобы не разбудить парня раньше.
Знахарка в Солнечной была и вправду потрясающей, потому что от детских травм почти не осталось следов. Тонкие рубцы тянулись такими незаметными ниточками, что пришлось постараться, чтобы увидеть их. Труд прожитых в деревне лет отложился в мышцах. Хотелось прикоснуться к ямочкам, образовавшимся на лопатках из-за поднятых рук. Еще сильнее хотелось лечь рядом и попросить обнять.
— Кейел, — осторожно позвала я и позволила себе накрыть ладонью плечо, — просыпайся.
Он никак не отреагировал, поэтому я сжала пальцы и позвала громче — в ответ ничего. Склонилась к нему и с удовольствием погладила по плечу.
— Кейел.
Он отозвался тихим стоном. Я скользнула ладонью к шее, все собираясь похлопать по-дружески, но никак не могла прекратить просто гладить.
— Нам пора выходить, а мы еще не собраны. Завтракать придется в дороге.
— Уже встаю, — прохрипел он.
Вытянул одну руку и повернув голову, упал на щеку. Злость на саму себя выдавила шумный выдох, но остановиться мне оказалось не под силу. Пальцы легко подцепили русые волосы, а те с привычным движением послушно заправились за ухо.
— Духи Фадрагоса, — протянула, наблюдая темные круги под зелено-карими глазами и в целом помятый вид, — ты ночь не спал?
Кейел странно улыбнулся, будто сомневался в чем-то. Несколько секунд молчал, разглядывая меня, а затем тихо произнес:
— Не отпускали. — Его сонный голос звучал еле слышно, словно мурлыканье, и сводил с ума. — Я пытался уйти несколько раз, но меня крепко держали.
— Что-то серьезное? — я внутренне напряглась.
— Серьезное.
— Тебя обижали?
— Что? — Кейел свел брови над переносицей и изогнул их. — А, нет! Нет, Асфи, меня не обижали, но и не отпускали.
— Не удивительно, — усмехнулась я, — ты понравился местным.
— Да, — выдохнул, не сводя с меня таинственно веселого взгляда.
Неужели меня с местными обсуждал? Вполне возможно, потому что Кхангатор не скрывал, кто у нас выступил за главного.
Кейел ничего не говорил о моей руке на своей спине, а ладонь между тем согревалась его теплом. А если… Может, сонным и не заметит. С той же дружеской улыбкой возобновила поглаживание, но Кейел сразу заметил. Вот только вместо того, чтобы одернуть меня, растянул улыбку шире, зажмурился и с наслаждением промычал. По ногам прошлась дрожь, в груди залегло волнение. Я мигом смилостивилась:
— Знаешь, я думаю, что ты можешь остаться. Мы с Елрех и сами справимся, а Роми навязался только из-за исследовательского интереса. Тебе идти совсем не обязательно.
— Я пойду, — ответил он и перелег. Уперся кулаками в матрас под шеей, уткнулся лбом в него и выгнул спину, подставляясь мне под ласку.
Духи Фадрагоса! Его кожа покрылась мурашками, а сам он блаженно простонал. Я едва не рассмеялась, чувствуя прилив радости или даже самого настоящего счастья.
— Болит спина? — поинтересовалась сиплым голосом и сразу прочистила горло легким кашлем.
— Нет, просто хорошо.
И плевать, что не болит!
Я с решимостью присела рядом и принялась массажировать ему спину, а чтобы отвлечься от глупого чувства стыда, спросила:
— Хорошо повеселился?
Он не ответил, лишь фыркнул громко. Вздохнул шумно и полюбопытствовал:
— Елрех не убила себя?
— Только изрезала руку. С ней все хорошо, ты зря беспокоился.
— А Роми как? — Он снова простонал. — Его уже разбудили?
— Пока нет, я только собиралась.
— Я сам, — коротко вызвался. И тут же попросил: — Давай задержимся еще на полчетверти шага Солнца.
Десять-пятнадцать минут мы могли себе позволить, раз все равно проспали. К проводнику посыльный от нас должен был прийти еще до зари, но нас предупреждали, что после праздника опоздание возможно не только с нашей стороны.
— Зачем? — уточнила я.
— Хорошо так, — произнес он, отбирая глоток воздуха. — Не сдавливай кожу, Асфи, просто погладь, как гладила до этого. Духи, каждое утро бы так.
С замиранием сердца я смотрела на свои руки, на его спину, затылок. Наслаждалась кожей, покрытой мурашками, с удовольствием прикасаясь к ней снова и снова. Хотелось продлить наше общее наслаждение как можно дольше, но вскоре заглянула Елрех. Глянув на меня, с жалостью покачала головой, а после позвала нас обоих. Пришлось идти.
Роми выглядел ничуть не лучше Кейела, даже менее довольным. На сером лице залегли фиолетовые тени, желтые глаза часто были прикрыты веками, а белая кисточка хвоста свисала мертвой мышью — слабо болталась в ногах и вызывала чувство жалости. В какой-то момент даже пришлось сдерживать себя, чтобы не подойти, не приподнять ее двумя пальцами, затем встряхнуть и спросить: «Жива, милая?» Опасалась, что после этого Роми точно оторвет мне руки.
