И словно в подтверждение моим мыслям, шан’ниэрд проявил простодушие и совершил немыслимую глупость. Он вытащил из кармана бархатный мешочек кровавого цвета, хотел было открыть его, но не стал — сжал его двумя руками и произнес:
— У нас есть кое-что… — помялся, стискивая мешочек, и продолжил: — Приютите нас хотя бы на два дня, позвольте нам отдохнуть, а потом мы уйдем дальше. По нашей вине сгорели все, кто нам был дорог, и мы лишились дома, от нас отвернулись духи, но — пожалуйста! — разве вы не видели?!
И он мешочек на пояс нацепил и снова суетливо лиф с сестры стал сдергивать — тонкая ткань треснула, разошлись швы, грудь оголилась больше необходимого. Шан’ниэрдка с опозданием спрятала ее, кое-как натягивая ткань, но старший брат, охваченный идеей всем доказать, что это они жертвы, напротив, спускал лиф, мешая сестре нормально прикрыться.
— Ну кто бы не захотел проучить виксартку за такое? — Он вскочил, указывая на порез. — Я тогда испугался! Все ведь кровью залито было! Думал, что Ланка умирает. А тут еще и нога… Вы ведь видели!..
— Хватит! — Его ухватила за руки полноватая фангра прежде, чем он снова продемонстрировал бы всем стройные ноги сестры. — Верим мы тебе, видели все.
Он на нее уставился брезгливо, руку из ее рук вытащил и, будто не понимает, как оскорбительно все выглядит, вытер запястье плащом. Проговорил при этом:
— Проявите доброту, а мы расплатимся. Там, в мешочке у нас… — на миг замолчав, губу закусил, — вам потом хватит, чтобы еще такую же деревню построить. А может, даже обитель возвести.
Толпа молчала. Все переглядывались, словно не могли разобраться в услышанном. Диррейк как-то быстро принял решение и озвучил его:
— Мы будем рады принять вас! Вам не помешает отдохнуть с дороги и хотя бы пару рассветов пожить в тепле и с крышей над головой!
Народ нехотя расходился, будто еще ожидал развития событий. Друзья Диррейка же стали всячески отводить толпу, направляя проверить выпивку, закрыть ворота, принести еще поленьев для костров и выполнить многие другие никому не нужные поручения. Спустя несколько стаканов выпитого и пару спетых песен народ почти забылся весельем, танцами и поиском романтики. Почти…
Я отходила по нужде, когда услышала приглушенные мужские голоса, исходящие из тени раскидистого дерева:
— Слышали, как он время отмеряет?
— Да, запрещено так говорить. Беды накликает, невежда.
— Я слыхал, что так северяне все еще говорят.
— Эти выродки? Так, может, он изгой? Придумал все, разбойник, а потом нам уши греет враньем.
— А сестрица у него какова? — самый высокий из компании цокнул языком. — Красавица.
— Да-а, — дружно протянули остальные, затем один что-то шепнул, видимо, пошлое, и все дружно заржали.
От другого собрания парней слышалось иное:
— Зачем Диррейк разрешил им остаться?! — спрашивал человек. — Совсем сдурел!
— Во-во! — поддержал фангр. — Я тоже говорю, что раз по их следу дракон к тому поселению добрался, то и до нашего доберется.
— И духи не уберегут, — проворчал второй фангр, сжимая кулаки. — От них духи сильные отвернулись, и если будем их поддерживать, то и от нас все духи отвернутся. Гнать их надо отсюда!
У небольшого костра в отдалении и вовсе уши захотелось заткнуть, а пьяных парней развести по домам и насильно уложить спать.
— Видал, под юбкой-то у нее ничего нет! — захихикал кто-то щуплый; в тени кустарника, где он сидел, я даже расу разобрать не сумела.
— Да ну!
— Я видел! Своими глазами и видел!
— Богато разодета эта шлюха, — ворчал сутулый человек, пьяно шатаясь и вороша поленья в костре. — Мы для таких, как она, тряпка. И смотрят такие на нас, как на дерьмо.
— Таких воспитывать надо! — поддержал эльф, а, может, и эльфиор, натягивая капюшон на голову.
— Слушайте, слушайте, — зашушукал первый из тени, — а ведь действительно, духи-то от них отвернулись.
— И? — заинтересовался сидящий рядом с ним парень.
— Вот дуралей! Кто за них заступится, если мы того с ней… с ними… Ну это…
— Грабануть ты их, что ли, хочешь? — уточнил еще один участник беседы.
Я пригнулась, радуясь, что малинник скрыл меня от глаз скользких типов, и замедлилась. Беседа увлекала.
— И грабануть тоже!
— Нельзя так! — возмутился кто-то басовитый.
— А убивать виксарток можно, что ль?
— Вот! Хоть кто-то здраво рассуждает! Они убили виксартку — это еще ладно, вина маленькая. Но ведь потом дракон деревню спалил. Значит, виксартку столкнули…
— Столкнули? Так вроде ж сама сиганула!
— Сама?! Да так они тебе во всем и признаются?! Они ж и клятвой духов теперь наверняка заручиться не могут!
— Тс-с-с…
— Давайте послушаем Харка! Дело же говорит, ну!
Деревья шумели над головой. Прежний заискивающий голос продолжал говорить различимым шелестом:
— Из-за них деревню спалили, за ними ведь дракон следует. Он ищет их, а значит, и к нам прилетит. Эти двое не думают о других.
— И то правда…
— И что теперь делать? У меня четыре сестры! Матушка, отец, два старика, да и возлюбленная! Следующей полной луной сердца связать хотим.
И разошелся хор:
— Прогнать их надо.
— И как это поможет?
— Дракон прилетит. Точно прилетит!
— Виксартов задобрить надо.
— Как?
— Убьем эти двоих.
— Да ну? Не дело это, мужики.
— Да чем же ты слушаешь, простак?! Тебе же сказано было, что сами они виноваты!
— Так не нам же судить! Пусть гильдия Справедливости разбирается!
И снова Харк:
— Вот дурак! Туда пока весть дойдет, пока наше прошение рассмотрят… Ты что это, деревню нашу сжечь хочешь? Сядь! Сядь, говорю! Мы вот что сделаем: шан’ниэрд опасен — ловкие они больно, — мы его убьем, а девчонку оглушим и живой оставим — она не так опасна. Девчонка же.
— Верно толкуешь.
— И? — кто-то вкладывал недовольство в тон.
— Сами к виксартам отправимся, заранее, так сказать. Девчонку к ним отведем, тут рассветов двенадцать пути. Недалеко.
— Я с тобой пойду.
— И я хочу!
— А ты зачем? Даже меч в руках не удержишь.
— А я готовить буду! Вот ты…
— Да тихо вы! Заладили, скверна вас побери! Говори, Харк.
Несколько мгновений стояла тишина, а затем заводила с насмешкой продолжил:
