Но Страйд, вопреки ожиданиям, спокойно прошел мимо, быстро оказавшись за спиной у парня.
— Эй! Я же сам слышал… — прокричал офисный клерк.
— Кроме меня он не с кем не базарит. Признай это, как физическую константу! — Воскликнул Доктор.
Он вместе с громадной фигурой Корда бодрым шагом направлялся вдаль, оставляя Максимова в пугающем одиночестве, которое граничило с небольшим ступором.
Немного отстав от команды, Сергей быстро ощутил крадущийся к сердцу страх. Почти полная темнота с тошнотворными фонарями. И горы женских трупов повсюду. Это все создавало эффект вывернутого наизнанку кладбища. Вся черная суть которого была показана стороннему наблюдателю, а не скрывалась за ширмой богомольных крестиков, вместе с мещанскими, цементными «зеркалами».
— Мы в клуб идём. В клуб… Идём, — раздался захлёбывающийся голос молодой девушки.
Пропитанное кровью юное тело тянулось к ногам мужчины, из последних демонических сил пытаясь его схватить, приговаривая при этом старую легенду, из начальной части произошедшей бойни.
Сергей бросился прочь. То самое ощущение, которое преследует нас в кошмарах, когда мы убегаем от незримого маньяка, разрывало его на части. Благодаря подобному ощущению Максимов смог в несколько прыжков, со скоростью гепарда, настигнуть остальную компанию. И кто бы мог подумать, что только что этот резвый, трясущийся юноша пережил мучительную, клиническую смерть?
Двое мутантов и Доктор шли довольно спокойно. Похоже, что их духовные переживания были равны глубокому минусу.
Это заряжало бесстрашием и даже некоторым оптимизмом. Бездушие не так плохо, как о нем говорят. Иногда умные бездушные, куда лучше духовных дураков.
— Да. Отсюда нет выхода. Но выход есть всегда, — сказал Доктор, когда Максимов немного отдышался, пройдя вместе с командой с десяток метров. — Просто он не видим нашим чувствам. И мы рады говорить, что его нет. Но прежде чем говорить о том, что чего-то нет, надо изучить объект всеми средствами. А всех средств по определению не будет, потому что понятие «все» — относительное.
— Умно, — заявил Сергей, преодолевая остатки паники. — И какой же выход тогда может быть отсюда?
На сюрреалистическом лице ученого блеснуло нечто похожее на интеллект. На тот самый интеллект, который когда-то сделал его настоящим Доктором наук, а не тем трудовиком-психопатом в костюме мясника, которым он являлся сейчас.
— Логика, — сказал он, не сбавляя бодрого шага. Корд повернул безглазую голову в его сторону, тоже желая услышать сказанное.
— Да. Здесь, конечно, капец, как все логично… То живые соседские головы, то люди из пластилина. Но вот… Фантомы летающие, — едко отозвался Максимов.
— Не спеши с выводами, пацан. В этом мире больше логики, чем во всем научно математическом институте. Она не подвластна нашему пониманию. Но она лучше, точнее, чем на Земле. Темные законы физики, черные закономерности, потусторонние переменные и демонические постоянные.
— Наука дерьма и крови, — Сергей плюнул в сторону, на черноземно-грязную клумбу.
— Да хоть спермы и задницы! Это значения не имеет. Логика. Здесь есть логика! Это самое главное. Нарушишь эту логику, сломаешь систему. Сломаешь систему, обретёшь свободу. А свобода — это возвращение домой. Так что для выхода из ночного ада надо просто совершить что-то странное, до боли нелогичное и глупое. Тогда Даркстрал просто не сможет тебя здесь удерживать.
Раздался мощный треск, как будто горели огромные деревья от верхового пожара. Сергей уже более умелыми движениями, чем в прошлый раз, выхватил пистолет.
Но вместо очередной дряни он увидел совсем другое. Страйд висел в паре метров над землёй, раскинув в стороны руки и распластав свой длинный плащ.
Это напоминало выход из тени супергероя или гигантскую летучую мышь-мутанта на фоне большого прожектора. От стальных пальцев фантома тянулись огромные электрические дуги, которые впивались в ночные провода от троллейбусного пути. Синеватый свет покрывал все кругом. Чудовищная светомузыка буквально сводила с ума.
— Господи… Сейчас все взорвется, — выдохнул Максимов.
— Нет. Просто Страйд нашел пару живых коммуникаций. Пусть подзарядится… — Спокойно отозвался Доктор.
— Да его подзарядка, круче чем пятьсот фейерверков на день города! — В глазах парня отразилось сине-фиолетовое зарево. Горло само собой совершило глотательный рефлекс.
Но тут Сергей заметил, что пулеметчик с учёным снова ушли вперёд. Он поспешил броситься за ними, чтобы не оставаться в кошмарном одиночестве.
Смотря в разные стороны, будто переходя оживленную трассу, парень быстро перегнал двоих. Потом он слегка сбавил темп ходьбы, многозначительно спросив:
— А если ты говоришь, логика? Если ты думаешь, что поступок твой, странный освободит нас? То почему сам так не сделал? Почему не выбрался до сих пор?
— Поступки бывают разными. Я делал многое, поверь, пионер. Но логика на то и логика, что сломать ее не так-то просто.
— А может попробовать поискать то, что ее всё-таки сломает?
— А может вставить тебе в рот член гориллы и зашить сверху холщовыми нитками!?
— Боже, проще разговаривать с Кордом, чем с тобой.
Сергей понял, что рассудок Доктора снова дал сбой. И лучше оставить его в покое. Тем более что он вряд ли предложит нечто дельное.
Его странная теория о логике и системе сейчас принесет мало пользы. Сейчас куда больше пользы будет от спокойного преодоления города, желательно в живом состоянии.
— Мутанты не спят. Они везде, — громко сказал Корд, тряся пулеметом.
Он сделал это в ответ на свое имя, услышанное от Максимова.
— Да, что мутанты, чувак… Тут учёные-извращенцы косяками ходят, — буркнул под нос Максимов.
После чего в тяжёлом пространстве, заполненном таарсом, воцарилась пуленепробиваемая тишина.
Минуты через три такой тишины позади послышалось потрескивание и шелест, похожий на шепот ветра в листве. Это был Страйд. Подтянутый, обновленный, с более мощным сиянием внутри черепа. Он присоединился к основной команде.
Дальше не было ничего. Как будто Даркстрал просто заснул, забыв о том, что два человека при поддержке ставших на их сторону монстров, пытаются покинуть его липкие объятия.
Действительно. От чего бы ни вздремнуть в такую погоду? Она однообразная, тягучая, холодная. А холод, как известно, провоцирует сон. И этому сну повинуются многие животные. Но только не человек.
Нет. Человек рушит свои биологические часы кувалдой сделанной из жажды наживы и гнилых амбиций. Он ломает свою природу, свою первозданную суть. И потом весь больной и поломанный корчится передернутым ртом, заявляя, что-то сильнее природы.
Подобно тому, как извращённый гомосексуалист пытается ругать тех, кто не поддался поглотившему его пороку.
