Валяюсь с книгой, пока еще не готов встать.
Проснулся один из пациентов. Сел на кровати. Не понимает.
Фассбендер говорит:
– Хорошо ты его сработал.
Еще один сумасшедший стонет во сне.
– Тихо-тихо, малыш, – говорю я, ползая по полу на четвереньках.
Настроение поднялось, хоть и грудина болит, как от удара копытом. Но удивительным образом заварушка помогает собраться с мыслями. Надо больше двигаться, больше жизни и больше адреналина.
Через какое-то время выхожу в коридор. Здоровяк на дозоре у наблюдательной палаты перекрывает путь в туалет. Аккуратно прохожу мимо. Ссать мне не хочется, я специально просто стою здесь, чтобы он услышал лишь тишину. Ни звука струи, ни звука слива. Стою у раковины, злю его, а мозг кайфует, будто раздевается от действия препаратов.
– Ну и че ты пришел? – спрашивает здоровяк.
– Спокойной ночи тебе пожелать.
Не спеша умываюсь. Иду по коридору обратно в палату.
– И ты спи хорошо, – напутствует здоровяк. Чувствую, как он зло смотрит на меня. Его взгляд пронзает мне спину. Я поднимаю одну руку, целую бицепс – вторую. По-обезьяньи размахиваю руками. Заходя в палату, слышу от своего врага:
– Да тебе же пиздец, идиот.
Но он меня больше не будет трогать.
Ночью я обиделся на Дашу и прямо в тапках выскочил на улицу. Я понял, что очень устал от этого сериала, от стремительных двух месяцев. Еще я уже неделю снимался в фильме «Арбузные корки», где играл не очень сложную, но большую роль. Мне понравился сценарий, и я взвалил на себя эту бесплатную работу непонятно для чего. Один проект перетекал в другой, и я уже путал, где я просто снимаюсь, а где совмещаю актерские и режиссерские функции. От всех этих дел иногда хотелось убежать из окна. Чтобы заглушить миллионы мыслей, взял в ночнике несколько бутылок сидра и сидел с ними на детской площадке. Пытался погладить бездомного кота, но он не давался. Отходил на расстояние, лизал свои яйца, терся о лавочку, выгибал хвост, смотрел на меня, все время был рядом, но не шел в руки.
– Проваливай, либо давай дружить, – сказал я.
Все тут было пластмассовым, маленьким, как в сказке, а вокруг зеленел газон, отличная летняя ночь за несколько дней до моего тридцатилетия. Мы жили на «Серпуховской», удалось найти отличную квартиру через знакомых. Я не отдыхал очень давно: сначала была презентация книги Секси и какой-то стремительный движ с сериалом, мы раздавали интервью, выступали с концертами, целыми днями снимали, монтировали, еще был биф с реакцией Захара Прилепина на книгу «Кровь и почва», после чего все побежали в магазин «Фаланстер» покупать ее. Неожиданная сезонная мода на писателя А. Секисова плюс интерес к «Русскому лесу», я как будто летал, и все у меня получалось. Успевал и играть роль редактора, друга и напарника писателя, который скоро должен будет его предать и трахнуть его девчонку. Мелкий аферист и плохой журналист – я в кино. Жулик и плохой режиссер – вот кто на самом деле, в жизни. Теперь, на этапе монтажа и с началом переозвучки первых сцен, надвигающееся похмелье и разочарование в собственном таланте. Хоть бы эта ночь не кончалась, думал я, разглядывая красивейшего кота и приговаривая:
– Брат. Кот-брат, иди ко мне. Я очень одинок. Мой гений не понят. Даже я не знаю, как им пользоваться, как дать ему прорасти.
– Ты калька с Буковски.
– Ты о чем? О приеме, который я скопировал в начале книги, брат? Приемы не имеют фамилий. Суть у нас разная. Буковски святой, а я – одержимый.
– Зачем мне читать твои книги и смотреть твой сериал? Ты же не пишешь про котов?
– Обещаю, что напишу.
– Кирилл Рябов написал про котов хороший рассказ.
– А я его опубликовал!
Кот подошел, дался на секунду, я дотронулся до него, но он зашипел:
– Да ты же пес!
После этого – провал в памяти. Очень странно, редко со мной случается даже от большого количества алкоголя, но тут как будто вырезали лишние кадры, наверное, я слишком устал. Я уже лежал в постели, было утро. Даша готовила завтрак, я вышел, и мы молча поели овсянки. Потом она пошла на работу.
– Я люблю тебя, – сказал я в дверях. – Прости меня.
Недавно Даша устроилась администратором в парикмахерскую «Берди». Через несколько минут я вышел вслед за ней, пытаясь вспомнить, из-за чего мы вчера поругались. Ну да, из-за моего хуя. Опять началась тревога, почему она не хочет сосать половой хуй, почему почему почему? Я все время переживал из-за этого, на фоне постоянного стресса эта тема стала манией и уже заслоняла от меня творческие процессы. То есть сначала я думал, что Даше просто нужно время привыкнуть ко мне, но потом решил, что я какой-то грязный. Она не давала мне внятных объяснений.
– Когда захочу – сделаю, – говорила она и пожимала плечами. – Пока не хочу.
Мне все время мерещилось, что я дурно пахну. Перепроверял, перемазывал подмышки, брил их каждый день, менял носки, обрызгивал стопы дезодорантом, надеясь, что ее брезгливость ко мне пройдет. Ничего не помогало. Нужно было смириться, или выспаться, или отпустить Дашу. Она меня совсем не любила, так казалось моим друзьям. Да и меня тоже постоянно преследовала эта мысль.
– Разве у нее есть свойства? – спрашивал Костя. – Ты ее взял, как подушечку, в туре, непонятно на что надеясь. Ей просто нужна вечеринка и красивые штуки.
На Даниловском рынке меня подобрала напарница, актриса Настя Пронина, и мы поехали на съемочную площадку. Я прогнал в машине свой монолог. Сегодня под вечер нужно было снять самую насыщенную мою сцену в актерском плане, и все одним кадром. Достаю сигарету из кармана, иду от берега Москвы-реки к пролеску, где сажусь на корточки у дерева, прикуриваю от сигареты у пьяного бомжа и начинаю монолог. В этом унылом тексте мой герой – Матвей – рассказывает о смерти отца, произошедшей накануне. С отцом у Матвея (меня) в детстве состоялся мутный околосексуальный опыт. Матвей не смог простить отца, но нужно ехать на похороны, и он переживает, не может себя заставить добраться до кладбища. Матвей рассказывает подробности кровавого ограбления в туалете на вокзале, а заодно критикует современный русский мир.
Я вдруг понял, что снимаюсь в очередной ерунде у очередного бестолкового режиссера. Возможно, этот фильм еще хуже того, что ставлю я сам. У моего хотя бы была внятная идея, основа. А этот фильм – просто голый прием. В нем было что-то от плохой беллетристики и журналистское тупое морализаторство.
– Настя, ты думаешь, мы снимаемся в хорошем кино? – спросил я у актрисы.
– Мне интересно здесь сниматься. Что из этого выйдет, я не загадываю.
