– Не жалеешь, что вписалась? Могла бы сейчас деньги зарабатывать.
– Да заработаю, – она мотнула головой, сказала, что живет этим, актерской игрой. Что в любом случае рада, что познакомилась со мной и вторым напарником, с которым у нее сегодня сложная сцена – сексуального характера. Деньги она зарабатывала своей кондитерской, а роли в кино и тем более в театре приносили не так много.
– А сколько тебе лет? – удивился я.
– Двадцать три, – сказала она.
– Ничего себе. Думал, ты моя ровесница, такая рассудительная. Тачку водишь.
Она на меня посмотрела как на дурачка, и мы приехали.
– А тебе сколько?
– Тридцаха.
Настя криво улыбнулась, оценивая меня как мужчину.
Моим напарником сегодня был Орлович – старинный кореш, которого на эту роль режиссеру посоветовал я. Пока они снимали сексуальную сцену в кабинке для переодеваний, мы с Орли репетировали свой эпизод. Но Орлович был с сильнейшего похмелья и прихлебывал коньяк.
– А почему ты в ебле не снимаешься, Алехин? – спросил он. – Это ведь твой профиль. Пойдем и скажем режиссеру, чтобы заменили, пока не поздно.
– Не борщи, – сказал я.
– Я вживаюсь!
Все, что ему нужно было, – дать мне прикурить, с растерянным лицом выслушать мой монолог и в конце сказать:
– Могу отсосать за полтинник.
За это он должен был заработать полторы тысячи рублей, такую ставку я для него выбил. Но Орлович даже с этим плохо справлялся.
Потом я уже должен был отойти к машине, достать пистолет и навести на него дуло. Тяжелый план, очень сложный для оператора, да и текст достаточно муторный. Меня всегда хвалили режиссеры за то, что я могу прожить чуть ли не любой бессмысленный текст, но тут мне не хватало опыта личной боли.
– Орлович, дай-ка я тебе помогу с бухлом.
Когда мы допили, Орлович достал вторую. Я понял, что так просто дело не закончится. К моменту, когда нашу сцену начали выставлять по движениям, Орли был пьян в очко. А до кучи позвонила Испанская Дрочилка. В удивлении и легком испуге я ответил. Она была рядом, шла по берегу, искала меня.
– Как? Как ты здесь оказалась?
– Ты же ночью скинул мне локацию, – ответила она. – Я иду к тебе.
Мы сделали два технических дубля. Испанская Дрочилка нашла нас, ждала меня у буфета. Когда я подошел, она сразу обняла и нежно поцеловала меня в шею и ухо.
– Ксюш, подожди, не пали меня, ладно?
Орлович сидел в кустах, заряженный на сцену. Слышалось его пьяное пение.
– Рада тебя видеть.
– Подожди, – сказал я в недоумении. – Я скоро освобожусь.
Мы снимали часа два или даже дольше. Сперва много репетировали по камере, чтобы оператор поймал все нужные точки и разобрался, как ему проходить свой маршрут. За это время я отчеканил реплики, придумал, как я проживу каждую фразу, что буду себе представлять для убедительности. Понятно, что гомосексуальных историй со своим отцом у меня не было и даже представлять себе такое не хотелось, поэтому я говорил как бы от лица своего друга Михаила Енотова, отец которого был молодящимся метросексуалом. Я представил, что его отец спьяну попутал берега, и я пытаюсь просто рассказать отстраненно увиденную историю – как дядя тискает пипиську своего семилетнего сына. Это тоже было странновато, но хотя бы не так, как представлять собственного – усатого свежего деда-крепыша. Его образ уж я бы никак не впихнул в персонаж озабоченного детскими хуями мужчины. Короче, так мне было легче, маленькая подмена.
Когда все были готовы работать, Орлович стал засыпать.
Он слушал часть монолога, а потом тяжелая голова падала на ствол дерева и Орлович храпел.
– Стоп! – орал режиссер.
Я тряс Орловича, говорил:
– Не позорь меня! Потерпи, Димочка! Орлович, пупсик!
Продюсерша обливала его голову водой, а гримерша тут же вытирала полотенцем. Начинали заново.
Потом я сидел с Испанской Дрочилкой, глядя на течение. Мы пили уже нагревшееся пиво, которое она принесла с собой, и разговаривали. Все вроде было невинно. Но я переживал: как, неужели я сам ее позвал? Орлович валялся рядом, бормоча и посапывая. Я думал посидеть часок, чтобы он чуть проспался, потом проводить его до метро или усадить в такси и самому поехать домой.
Испанская Дрочилка недавно вышла из психушки и делилась свежим опытом. Я смотрел на нее – опухшую и потолстевшую от смеси нейролептиков и бухла, но все еще заманчивую, как отмытая свинья, если вы любите свинину.
– Я хочу ссать, – сказал проснувшийся Орлович.
– Так пиздуй! – ответил я.
– Чего так грубо.
Я похлопал его по ноге:
– Пописай, малыш, вон в тех кустах! Будь осторожен, на себя не напруди.
Через какое-то время мы пошли его искать. Сумка Орловича, мобильник и обувь остались на берегу, а сам он исчез.
Мы с Испанской Дрочилкой ходили между деревьями, снизу чуть слышно гудела Москва-река, а сверху по дороге ездили автомобили. Лето густело и прилипало к телу. Кусали комары. На пустой тропинке Испанская Дрочилка развернулась, поцеловала меня. Загадочно заулыбалась и спросила:
– Хочешь?
– А ты что хочешь?
Она встала на колени и потянулась к моей ширинке. Я ничего не мог поделать, стоял как парализованный. Как бы мне ни хотелось, чтобы это была моя девушка, отсасывала мне не она. Потом Испанская Дрочилка оперлась о дерево, выгнула спину, и я принялся трахать ее сзади. Она дрожала, похрюкивала, дерево шаталось, и сильно пахло похотью. Испанская Дрочилка схватила мою руку и треснула себя по заднице:
– Нравится быть во мне?
– Да, очень, – неуверенно ответил я.
Она грязно-розово задышала:
– Сильнее. До дна. Так.
Я немного растерялся, но решил подыграть ей и сказал:
– Давай. Веганам тоже иногда хочется мяса! – почему-то эта глупость распалила меня самого.
– Души, – приказала, вжавшись задницей мне в бедра. – Души меня, не слышишь, что ли?
Ее тело вибрировало волнами. Я застонал, хотя пытался сдержаться и не позволять себе подобных звуков. Разбух в ней, сейчас рванет. Испанская Дрочилка почувствовала момент. Ловко и быстро вернулась на колени, ртом ухватилась за член, сомкнула на нем свои опухшие от страсти губы. Навстречу мне по тропинке бежал человек в спортивном костюме. Под ногами у меня лежали сумка и обувь Орловича. Еле сдержал крик кайфа. Джинсы мои были спущены до лодыжек. Мы смотрели с бегуном друг на друга, как обитатели разных вселенных. Он резко остановился, как будто от моего оргазма, постоял две секунды, развернулся и побежал в обратную сторону примерно в том же ритме. Испанская Дрочилка сдавила мои яйца, как бы выжимая их, втягивая всю мою жизненную силу. Еще целую минуту держала меня во рту, пока совсем не обмяк. Тогда Испанская Дрочилка встала, бегло поправилась и сказала:
