Мы резко замолчали и принялись за работу.
«Бабушки» – так мы называли женщин, которые работали на поставке товара, хотя настоящая бабушка среди них была только одна – мама начальницы. Ночью мы сдвигали оборудование в стороны, освободив поляну посреди женского зала. Погрузчик привозил коробки с новым шмотом, и начальница поставки распределяла коробки между «бабушками». Они выдвигали пуфики, садились на них и принимались бипировать товар. Работали они быстро и слаженно, и мне это напоминало вязание. Я в эту ночь остался на смене с Димкой, двадцатилетним добродушным гопничком. Первые полтора часа нам и делать было нечего, просто меряли шмотки и шарахались по магазину. Когда администраторша ушла в кабинет спать, Димка не выдержал и позвал меня с собой в примерочную:
– Смотри.
Он показал мне крюк, который оторвал от оборудования. На таком крюке изначально была сорокасантиметровая спица для галстуков, шапок и прочих аксессуаров, но, если небольшим усилием сорвать эту спицу, получался простой крюк, идеальный для воровства одежды.
– Вставляешь под иглу бипера, легкое движение, и трусы твои!
Он показал мне.
– А если я стукач?
– Эй, да ладно, – ответил Димка.
Я сделал себе такой же крюк и стал приглядывать что-нибудь для Лены. Потом пришло время пересчитывать одежду, которую только что пробипировали бабушки. Когда я уселся рядом с примерочными комнатками и стал перекладывать вещи в пустой ящик, сверяя с накладной по артикулам, Димка посмотрел на меня как на дурака.
– Ты не знаешь, как принимать товар, когда админы спят?
Он просто расписался в накладной, ничего не считая, и пинками оттолкал коробку к закрытому складу.
– Потом выберем, что нужно развесить в зал. Ближе к утру.
Димка потянулся и завалился спать на пуфике. Его стиль работы был как нельзя кстати, можно было не бояться палева.
У меня оставался час до встречи с Пушкиным. Я тоже прилег и, чтобы отвлечься, стал слушать наш новый альбом «о человек» в плеере. Нужно было понять, все ли хорошо или надо сделать для звукорежиссера какие-то замечания. До этого была черновая версия, и я помню, как послушал ее с Леной, сидя в ванной. Доиграл последний трек, Лена ничего не говорила, и я решил: провал. Альбом плох. Она, конечно, подумала немного и сделала несколько комплиментов, но я решил, что музыка слишком экспериментальная и мое увлечение всем этим скримо и пост-хардкором не пошло на пользу речитативу. Она сидела, голая, в пене, и говорила:
– Хороший альбом, не переживай.
– Не удалось выдержать все в нужном стиле, да?
Даже смирился, что альбом будет проходным. Но когда звукарь Ваня Квэинт (он сводил и «детский психиатр» начисто, но на этот раз, с «ночными грузчиками», поработал дольше и усерднее) прислал новые версии, все зазвучало совсем по-другому. Я даже не ожидал, что так может быть, я просто обычно подгонял голос по громкости, где-то проходил шумодавом в самых простых программах, где-то подрезал высокие. Но он, конечно, сотворил из этих лоу-фай записей настоящее чудо. Здесь было несколько хитов: «экзистенциальное поражение», «странный парень», «замри и умри». Последняя рисковала стать культовой – сейчас я опять это понял, меня пронзило грустью. Мой куплет был очень жестокий и в то же время сентиментальный. О Сигите. Помню, когда я записал его и мы послушали удачный дубль с Михаилом Енотовым, он посмотрел мне в глаза и спросил:
– А ты вообще любишь Лену?
От неожиданности я скорчил рожу и задумался, а Михаил Енотов изобразил обезьяну – постучал себе по лбу с глупой рожей. Я передал ему наушники и ответил:
– Люблю, конечно.
– Если бы любил, то и писал бы про нее.
Дослушал альбом – последней песней была «кто?», надел кожанку и пошел в курилку. Посмотрел на часы, потом прошел по темному коридору к черному ходу ресторана Пушкина. Там курили повар в колпаке и официант в фартуке. В темноте я постоял, подождал, они меня не видели. Вот появился Пушкин и сказал курящим:
– Ребята, пора трудиться.
Он остался один на освещенном пятачке, тогда я вышел из темноты, пожал ему руку и снял тестовую кожанку. Пушкин аккуратно свернул ее, взял под мышку и пожелал мне хорошей ночи. Он выглядел совершенно расслабленным, как будто каждую ночь ему приходилось промышлять чем-то подобным. Но, может, и я так смотрелся со стороны. Остаток смены я нервничал, хотелось скорее свалить с места преступления.
В четыре часа утра бабушки закончили и ушли. Я разбудил Димку, мы оттащили все коробки куда надо, развесили в зал часть новых шмоток. Я сказал:
– Ну все, я – будить Юлю. И пойду.
– Куда ты, метро не работает.
– Прогуляюсь до открытия.
– Погоди.
Он опять отвел меня в примерочную.
– Я не могу его забрать, вытащи, пожалуйста.
Он достал из-за пуфика новое платье из «Бутика» и протянул мне. У меня от палева уши загорелись.
– Да засунь в штаны просто и выйди с ним. Я не могу, потому что с утра выхожу на смену. Че, мне весь день его шкерить? Это для девки моей.
– Господи боже мой. Вот как ты меня обхаживал, значит. Крюк научил делать. Хочешь на нары отправить?
Я разбудил Юлю, она прошла со мной до выхода из магазина, посмотрела сумку, я прошел в коридор торгового центра. Юля закрыла, махнула мне через витрину и сонно ушла обратно вглубь, в кабинет. Мне часто снилось, что я пытаюсь украсть нечто ценное и пищу на воротах. Каждый раз, когда ты что-то воруешь, особенно если на сумму, которая превышает административное правонарушение, сердце как будто в ушах замирает и думаешь: все это было во сне, сейчас меня арестуют. Кажется, что все вокруг видят тебя насквозь, все знают и понимают про тебя все, просто ждали момента. Какой-то миг, и все снова ускоряется, сердце входит в привычный режим, симуляция загружена. Я под звук эха своих шагов прошел по пустым высоким помещениям торгового центра, почти никого не было, только редкие уборщики и охрана на входе-выходе, и вышел на Манежную площадь. Ночь освещалась фонарями. Пошел прогуляться вдоль лавочек. Было холодно, дул мерзкий и скользкий ветерок, слышны были пьяные голоса.
– Отшумели летние дожди! – гнусаво пели из кустов.
Какой сегодня вообще день недели? Выходной или праздник? Мое тело превратилось в вату. Хотелось лечь в постель и проспать часов двадцать, прижавшись к Лене, засунув в нее палец и размазав губы по шее.
– О, кто у нас тут! Женя!
Рука схватила меня за плечо. Я обернулся и увидел трансвестита Олега с бутылкой шампанского. Он протянул ее мне.
– Хуй не сосал? – спросил я перед тем, как выпить.
– Хаха. Да я даже не пью. Это тебе.
Я немного выпил, вернул ему бутылку. Он тут же передал ее кому-то из гомосексуальной пьяной свиты. Я сказал, что собираюсь пойти в метро. Олег заприметил бугор у меня в паху и потянулся туда рукой:
