Мы пошли в постель, она рычала и елозила на мне. Кончить я не смог.
– Сынок, ты че, плачешь? – удивился Марат.
– Лена меня бросила. Знал бы ты, на что я ее променял!
Я горько засмеялся, слезы затекали в рот. Еще икать начал. Я купил домой водки, и мы выпили ее с Философом, заедая гороховой кашей. В моем углу ночью пахло не очень хорошо. Все это время с Леной я думал о Сигите, жалел, что не отпиздил Ваню. Лена права. Она все правильно сделала, не нужно ко мне возвращаться.
Потом была еще какая-то интрижка и влюбленность, и меня жестоко кинула баба, зато мы с Костей съездили в небольшой тур: Нижний Новгород и Казань. В это время Дарья пыталась покончить с собой, перерезав себе вены. После такого события Пушкин попросил их съехать, и Косте повезло: он нашел отличную комнату в самом центре Москвы. Еще было экспериментальное выступление в Москве с музыкантами, которых собрал Кирилл Маевский и привез на день из Казани. Концерт получился убыточным, и убыток оплатил я, хотя и так уже был должен всем кучу денег. Потом я за каким-то хреном опять вернулся в Петербург, хотя жить на этот раз было негде, снова начал много пить и по выходным встречаться с Лидой.
Сперва в планах не было встречаться с ней, но Валера тогда находился на распутье и использовал меня как алиби, чтобы проводить время с любовницей, так опять нарисовалась и Лида.
– Что, рэпер-брошка? – сказала она, увидев меня спустя полтора месяца разлуки. – Говорят, влюбился ты там до беспамятства.
– Да, но вот опять к тебе вернулся.
– Такого говна даром не надо.
Однако мы опять оказались в ее постели. Трезвый даже не мог ей вставить, но стоило прибухнуть, и страсть разгоралась. У нее были светлые короткие чулки, которые она натягивала на свои мощные икры. Я просил ее заплетать косички, трахал Лиду раком, держась за них, а потом размазывал сперму по молочного цвета чулкам.
С утра в понедельник приходилось просыпаться очень рано. Я смотрел, как Лида похрапывает, аккуратно будил ее, чтобы закрылась, и валил на новую ненавистную работу. Мне надо было ехать за несколько часов от Петербурга с одним рыжим дебилом. Он ждал меня на своей задроченной восьмерке у одной из пригородных станций, потом мы гнали полтора часа в какой-то населенный пункт, кажется Мельниково. Рыжий много говорил. Мы отделывали вагонкой коттедж, утепляли стены, еще занимались мелкой работой на участке. Я писал о говнюке и этой работе в «Камерной музыке», повторяться нет желания. Могу только сказать еще разок: этот черт кинул меня и пусть сосет свой рыжий хуй.
Чем ближе было лето, тем жестче были пьянки на выходных. К Лиде пришли приятель и подруга, и мы напились водки. Трезвые-то они выглядели прилично, модные молодые ребята. Но когда напились, приятель разрезал руку себе и руку подруге и устроил братское кровосмешение. Лида ловко убирала за ними, успевала и выпить. Потом мы пошли в постель и хорошенько, по-звериному, поеблись, после чего я уснул голым, лежа на спине. Под утро приятель пришел в комнату посидеть «вконтакте» с Лидиного компа, но ему не давал покоя мой стоящий торчащий хуй в предрассветных сумерках. Приятель хлебнул из полторашки и подошел к шляпе. Взялся за нее, лизнул. Я почувствовал какое-то палево и открыл глаза. Секунды три у меня ушло на то, чтобы понять, что происходит. Рука, хуй, язык, пацан со щетиной, расстегнутый ворот клетчатой рубашки, цепкие пальцы на стволе.
– Саша, ты гомосек? – спросил я. – Выпусти.
Он застыл в такой позе, на коленях перед кроватью, глаза в глаза, ища ответ на дне моего вопросительного взгляда. В одной руке, повторяю, у него был мой хуй, в другой – пластиковая бутылка пива.
– Я нормальный, – сказал он и отхлебнул. – Пиво будешь? Лида тоже проснулась и уставилась на приятеля.
– Че случилось? – спросила она.
Тут до него дошло отпустить мой орган, встать и направиться вон из комнаты.
– Не буду мешать, – бросил он из коридора.
– Твой друг пытался отсосать у меня, – сказал я Лиде.
– Давай спать, – был ее ответ. Как будто ничего не произошло, она отвернулась к стенке и сразу заснула.
В очередной понедельник я понял, что не хочу тут оставаться. Ни работать, ни быть с Лидой. Попросил в долг денег у Философа, чтоб купить сидячий билет до Москвы. Лида даже отпросилась с работы, чтобы проводить меня. По-моему, Философ испугался, когда я зашел к нему с ней. Он теперь жил в коммунальной комнате в центре. На столе валялись учебники и книги на французском. Лида все время меня обнимала, а я едва стоял на ногах. Казалось, Философу противно нас наблюдать, он дал тысячу рублей и предложил присесть. Лида села на его постель.
– Красивый философ, – сказала она.
– Нам пора, – сказал я. – Спасибо. Верну.
Разболелась голова, так, что начал поскуливать, опохмелка не помогала. Мы сидели на лавочке, день был все жарче и жарче. Лида положила мою голову себе на колени, сказала, что будет ждать меня. Я внутренне сопротивлялся ее нежности, старался, чтобы отношения наши строились на животной страсти и обрезались, как только она выпадала из поля зрения. Но тут не выдержал и спросил:
– Ты меня любишь? Тогда постараюсь вернуться.
– Да, – сказала она, но как-то спокойно, осознанно. – Я тебя люблю.
Перед поездом я закинулся анальгином, сразу съел четыре колеса. Увиделись мы не скоро, я не старался вернуться, обманул. Сел на неудобное сиденье между незнакомыми людьми, положил рюкзак себе на колени, уткнулся в него носом и попытался замедлить карусель в голове. Поезд поехал в самую тьму, ничего не получалось, будущее пугало.
Я такой великий фильм посмотрел.
Послушай, какой крутой трек.
Знаешь, вот эта книга тебе точно будет по душе, она реально перевернула мой мир.
Бля, какая вкусная вода.
А есть тот заебательский сэндвич?
Такой стояк вчера был.
Пиздец, галерею такую посетили.
Ты только подумай, какая занимательная мысль!
Слушай, девчонка просто улет, тебе надо с ней познакомиться.
Покупайте эти витамины, реально суперские.
Вода такая классная, надо искупаться.
Ты пробовал эти фрукты? Что-то нереальное невероятное феноменальное!
Приезжай в гости, у меня тут так охуенно, тебе понравится.
Такой климат, ты мечтал об этом всю жизнь, даже если не догадывался.
Все в этом южном баре имеют мое лицо. Все говорят какую-то хуйню, мечтают о какой-то хуйне, являются какой-то хуйней. Мой воображаемый друг целиком состоит из хуйни.
На всех нас спускается плотный великий пердеж.
9
Если накатывало невыносимое отчаяние, значит, вскоре случался и страстный секс. Наверное, есть какой-то закон, который действует по крайней мере в юности.
