я живу и надеюсь / что когда кто-то войдет ко мне среди ночи / и разбудит словами умирает младенец / слабое сердце а ведь по всем приметам спаситель / я встану и спокойно отвечу мое возьмите / я встану и твердо отвечу мое возьмите / я встану и радостно крикну мое возьмите
Мне было ближе, когда Михаил Енотов был воинствующим веганом. Но он менялся, его интересовала душа. Теперь он часто говорил, что Антихрист тоже будет веганом. Я возражал, что Антихрист – это искусственный интеллект. Мы часто приходили к такому спору:
– Но разве у животных нет души? – спрашивал я.
– У них есть дух, но это не совсем то.
– Да вот же, посмотри на кота или пса. Как это «не то»? Оно самое, я чувствую то же самое, да, наверное, и в корове почувствуешь, если приглядеться. Есть душа у них, из того же материала, что душа человека, точно тебе говорю.
– Они не стоят перед выбором. Не могут совершить ошибку, понимаешь? – так говорил Михаил Енотов.
– Не вполне, – отвечал я. – Это все понятия умозрительные. Если бы я не знал, что такое «выбор» и что такое «ошибка», а сидел бы всю жизнь в загоне, у меня бы тоже не было души?
В первый месяц мне даже дали премию, так хорошо я справился. Однако во второй и третий у меня был очень плохой рейтинг. Видимо освоившись и научившись этой нехитрой работе, я быстро утратил интерес, потерял бдительность. Меня бы уволили, если бы не начальница, Очкастая Юля. Она случайно подслушала мой разговор по телефону в туалете и напросилась на наш с Костей концерт. Она загуглила меня и стала моей читательницей. Это было приятно, хотя и несколько неудобно – я часто дрочил в туалете, представляя, что мы с ней шпилимся, и мне хотелось думать, что она делала так же. Либо же просто испытывала сестринскую симпатию, это как минимум. Но мне все-таки нравилось верить, что вообще все, кто там работал, кроме редактора Сергея, дрочили хотя бы раз в день, потому что иначе от такой скучной работы можно было сойти с ума. Только дроча в туалетах офисов, можно вернуть себе себя.
Костя, кстати, был чемпионом по количеству описываемых сюжетов. Он погружался в какой-то транс и прописывал теги с рекордной скоростью. Пока другие делали 50–60 роликов в день, он запуливал под две сотни. Ошибок у него тоже было много, но качество он заменял количеством и почти всегда получал премии, которые как раз покрывали штрафы за опоздания.
В туалете мне не давали покоя воспоминания о Малолетке и Инге. Я был в плену этих двух случек, даже думал, как мне снова устроить с ними встречу и секс. Но когда я кончал в туалетную бумагу и бросал ее в унитаз – наваждение отпускало. Мне снова хотелось ехать домой, к Оксане и Толику. И к Габлику, теперь у нас жили две чилийские крысы, два питомца. А также в Щелково у меня появились хорошие друзья – друзья Оксаны и ТБ приняли меня в свою тусу. Там был Леха-киноман, Леха-гедонист и Сашок-стоматолог.
Рыжеусого психа Сашка я искренне, как родного брата, полюбил. Он знал и уважал свое дело, даже среди пьянки мог залезть тебе в рот и начать рассматривать зубы, шутя при этом про говно. Мир Оксаны и ее друзей – это был новый мир, и не хотелось променять его на мелкие интрижки. Я садился за рабочий компьютер после такой туалетной дрочки и испытывал досаду. Почему нельзя быть увлеченным только одной бабой, черт возьми? Почему у тебя возникают родственные чувства, но страсть переходит на других? Как-то в конце лета мы ездили с Оксаной в Петербург, я часто вспоминал этот эпизод. Мы с Валерой Айрапетяном и его любовницей, а вернее уже гражданской женой, Магдаленой, гуляли и пили пиво на улице, и была хорошая погода. И вдруг Валера обнял нас как своих детей, посмотрел на меня и Оксану, с которой в тот день только познакомился, и сказал:
– Сынок, тебе надо на ней жениться!
Он был мудр в таких вещах, и эти слова запали в душу, несмотря на то что парень сам недавно бросил свою законную жену, перестал жить в одном доме с тещей и дочерью, чтобы уйти к роковой сумасшедшей бабе, которую теперь ревновал и с которой теперь вел настоящую войну. Но это тело, оно ведет нас к смерти, оно хочет одновременно размножиться и познать тайну ада чувств. Тело Валеры выдавало такие же сомнительные приказы, как мое тело выдавало мне.
От многих издательств я получал отказы или смутные обещания. А потом неожиданно мой первый роман (а вернее, большая повесть) понравился редакторше из крупнейшего «Эксмо» – распечатку передал мой приятель Сергей Самсонов, пишущий очень толстые и очень великие книги. Может быть, помогла его протекция, а может быть, чем-то я попал в душу этой странной, высокой и неуклюжей, совершенно лишенной вкуса молодой женщине. Мы с Самсоновым отпраздновали мой триумф, хорошенько набухавшись, а еще я украл для него комплект модных шмоток, чтобы он не выглядел как все писатели. Он очень преобразился.
Редакторша занималась огромным количеством русской прозы от, собственно, Самсонова до Пелевина, хотя была всего на год старше меня. Еще пара моих знакомых были у нее в обойме, отзывались о ней сдержанно. Наверное, она была шишкой в тухлом мирке современной русской литературы, но, повторяю, сама в литературе, которую курировала, редакторша не понимала ничего.
Наверное, просто в таких обоссанных защеканских заведениях, как издательство «Эксмо», не надо обладать профессиональным талантом, а надо уметь выживать: быть жополизом, подлецом и чиновником. Тогда будешь расти вверх и вширь, вести проекты. Сначала вешай авторам лапшу на уши, потом сри им в тарелку. Во всяком случае, так редакторша работала со мной:
– Ты теперь, Женя, станешь частью нашей семьи! Замечательная книга, и спасибо Сереже, что проявил инициативу. Это блистательная, Женя, инициатива.
Вот таким бредом меня кормили, и я его наворачивал за обе щеки, не понимая, во что ввязался.
Чтобы увеличить объем, я докинул в томик еще две повести, и мы с редакторшей выбрали название «Третья штанина». Обложки обычно в «Эксмо» были плохие, но мне они неожиданно сделали такую, которую я полюбил, кирпичного цвета. На задник пошли слова о моем творчестве, когда-то сказанные поэтом со статусом «живой классик» Сергеем Гандлевским, фрагмент рецензии музыкального критика Александра Горбачева, и еще я предложил свою любимую реплику Зоберна обо мне:
«Господь любит его, за это я ручаюсь лично».
Так мы завлекали потенциального читателя. Весной книга вышла. Перед работой я поехал в издательство забрать авторские экземпляры. Перед тем как зайти в кабинет редакторши, я выдавил прыщ в туалете. Мы поговорили, она раз пять пожала мне руку, поздравила меня и сказала:
– Жду следующую книгу!
– Книга готова.
– Высылай. Буду, Женя, читать. Надеюсь, что она будет так же хороша.
– Намного лучше.
Все это время она пялилась на кровь, потекшую у меня из прыща, и даже ничего не сказала. Я хотел дотянуть до метро, но сел прямо на улице и принялся листать книгу. Неужели это происходит, вот она, что я должен испытать? Потом я прочел аннотацию на третьей странице. Сразу же читателя встречали две грубые опечатки. Я ведь заметил их еще на уровне подготовки книги. Голова кружилась. Я позвонил редакторше и затараторил в трубку.
