– Ну и перелезай через хребет. У тебя отличная девушка.
– Откуда ты знаешь?
– Вижу. По каждому твоему жесту.
Я немного пощупал Анины руки, погладил ее тело – неуверенный массажист, не знающий, как начать ублажать отстраненного клиента. Я хотел добраться до Аниных грудей, но она сказала:
– Погоди.
Неожиданно она залезла к себе под блузку, расстегнула лифчик и вытащила его через короткий рукав. Убрав лифчик в сумочку, она предоставила мне возможность трогать ее и заглядывать через ворот блузки. Аня вся была гладкая, упругая и прохладная. Освежающая и в то же время знойная. Таких женщин, кажется, и называют знойными.
Я сказал:
– Поехали ко мне.
– Приплыли! Нет.
– Почему?
– Пока не хочу. Не вижу резона. Можем целоваться, можем разойтись по домам.
– Резон – по-английски причина. Причина в том, что я очень этого хочу.
– Только не учи меня английскому, – сказала Аня. У нее было лингвистическое образование, она знала несколько языков.
Сладкая пытка продолжалась несколько часов. Когда все кусты были обоссаны и пиво больше не лезло, мы разъехались по домам. Пока я ехал в трамвае, у меня опять встал. Желудок уже и так был растянут, но я решил взять еще пару пива, чтобы лучше уснуть. Дома сел за компьютер и начал искать подходящую порнографию. Потратил, наверное, целый час – искал похожие сиськи. Вмещающиеся в ладошки, но при этом аккурат подходящие под испанскую дрочилку. Нашел нечто подобное.
Оставил звук от порнухи и, глядя в потолок, несколько раз промотал сегодняшний вечер с Аней. И все же я не мог расходовать эту энергию на дрочку. Я написал Ане «вконтакте»:
– Хочу к тебе.
Потом походил из комнаты в кухню и обратно. Хлебал пиво.
Аня ответила:
– Ладно. Соседей сегодня нет.
– Я могу приехать?
Собрался за минуту. Вышел на Ленинский проспект и поймал машину. Сел на заднее сиденье. Хуй стоял. У меня было такое чувство, будто я уже трахаюсь. Предэякулят протек сквозь джинсы. Как только Аня открыла дверь, я подхватил ее на руки и отнес на диван. Не снимал ее трусиков, просто отодвинул и проник. Два часа разницы, наверное, Оксана как раз укладывается спать, уставшая от перелета и первых заграничных впечатлений.
– Мне вставать на работу, – сказала Аня. – Ты же не собираешься трахать меня всю ночь?
– Мне тоже на работу. Но собираюсь.
На работе был настоящий завал. Я собирал заказы без остановки. Хватал накладную, быстро катил рохлю, нагружал товаром, упаковывал, указывал адрес, взвешивал, подписывал, бежал обратно. Рук не хватало, по прогнозам, мы должны были задержаться на работе на лишних пару часов. Мне было все равно, репетицию я и так пропустил, лишь бы деньги платили.
На перерыве я зашел в подсобку. Главный кладовщик допивал чай и смотрел в телевизор. По телевизору показывали странное состязание. Какие-то люди приседали по-жабьи и прыгали вверх.
– Смотри, – сказал кладовщик. – Штангист против паркурщика.
– В чем смысл?
– Кто выше прыгает с места.
Я смотрел. Они брали серьезные высоты. Штангист одолел паркурщика, запрыгнув на высоту в собственный рост. Я съел принесенную с собой вареную картошку и вернулся к работе. Нужно было рассортировывать заказы по ячейкам, чтобы курьерам было удобнее их собирать. Какие-то конверты все приходили и приходили, два часа растянулись до поздней ночи, до раннего утра. У меня стоял, когда мы с главным закончили.
– Что это с тобой? На работу стоит?
– Похоже, у меня уже утренняя эрекция.
На следующий день был концерт. Я маялся у сцены, пока ребята настраивали инструменты. Все мои мысли были посвящены Ане. Она придет часа через два, я вписал ее в гримерку. Немного переживал, что подумают мои друзья-музыканты. Я еще сам не решил, что тут думать. Короче, я стоял у сцены и смотрел, как барабанщик развешивает железо на установку. Вдруг я вспомнил вчерашнюю телепередачу. Сцена была на уровне моих сосков. Я сел на корточки, потом резко выпрыгнул. Допрыгнул до сцены, но правая нога соскользнула с края. Я ударился ногой, сантиметров десять ниже колена, больным местом, и образовалась рана. Сначала просто голая рана, открытое мясо. Несколько секунд крови не было, просто розовая плоть. А потом пошла кровь. Я подошел к музыкантам:
– Оп, ребята. Мне нужно зашивать ногу!
Маевский подтвердил:
– Ты что наделал? Ты ума лишился? Тебе ногу надо зашивать!
Я побежал в гримерку, пытаясь опередить боль, которая должна была прийти после шока. У меня в рюкзаке была ампула обезболивающего. На днях Сашок вырывал мне зуб мудрости и дал с собой на случай, если челюсть разболится. Ампула пригодилась: я разломал ее руками, половину выпил, половину вылил на кровоточащую рану. Тут же я взял наш музыкальный вискарь и залил треть бутылки себе в глотку, чтобы уж точно не чувствовать боли. В ноге пульсировало. Маевский привел организатора, и тот сказал:
– Поехали в травмпункт.
Мы вышли из клуба и загрузились в машину. Я держал на ноге ком из влажных салфеток, который уже изрядно пропитался кровью. Организатор сидел за рулем, поглядывал на меня – не залил ли кровью салон. Я был осторожен. Он как-то умудрился договориться, и меня пропустили вне очереди. Врач оказался молодым парнем, чуть старше меня.
– О, – сказал он. – Где это ты так?
– В клубе, пытался на сцену запрыгнуть.
– С разбегу?
– С места.
Он осмотрел рану и подготавливался к тому, чтобы зашить ее.
– В каком клубе? «План Б», что ли?
– Да.
– И кто там сегодня играет?
– Сперва макулатура, потом «Последние танки в Париже».
Врач уже воткнул иголку мне в кожу, но я ничего не почувствовал.
– О, «ПТВП» я люблю.
Меня кольнуло ревностью. Про мою группу врач ничего не знал.
– Я могу вам сделать вписку: «Доктор плюс один».
– Круто, – сказал врач, отрезая нитку. – Я приду.
Перед выходом на сцену я поцеловал ее у всех на виду. Мне казалось, что я совершаю дикий поступок. Мне казалось, что кто-то из ребят скажет:
– Ты что, упоролся? А как же Оксана?
Никто ничего не сказал. Все серьезные, всем насрать. Потом, уже со сцены, пока музыканты брали в руки инструменты, я еще раз поцеловал ее, присев на корточки. Но никому, даже зрителям, не было до этого дела. Никто не закричал о том, что я прохвост и изменник.
