«Ублюдок, мать твою, а ну иди сюда, говно собачье, решил ко мне лезть? Ты, засранец вонючий, мать твою, а? Ну иди сюда, попробуй меня трахнуть, я тебя сам трахну, ублюдок, онанист чертов, будь ты проклят, иди, идиот, трахать тебя и всю твою семью, говно собачье, жлоб вонючий, дерьмо, сука, падла, иди сюда, мерзавец, негодяй, гад, иди сюда ты, говно, жопа!» – слова таяли, местами сливаясь с разноцветным фоном. Ящерица изогнулась, смешно и красиво получилось.
Голова начинала болеть от ночных смен. Сперва эта боль была едва ощутимой, но на последней из трех смен обычно перерастала в мощную, почти как зубная, боль. Тогда мне уже не хватало трех-четырех банок. Доходило до шести. Живот вздувался, в нем бродил пердеж. В какой-то момент я просто не вышел на работу, написал Сереге, чтобы он сказал начальству, что я болею и увольняюсь. Впервые мне настолько опротивел склад, что я уволился заочно. Потом все-таки пришлось сделать звонок в бухгалтерию, договориться о дне, когда приду за расчетом.
– Почему вы уволились?
– А что такое?
– Да мне нужно тут написать причину, меня просят вести отчет.
– А. Ну напишите так: нашел работу по специальности.
– Хорошо. Распишитесь здесь.
Мою и Марата книги должны были вот-вот напечатать в Казани. Скоро мы с Костей должны были ехать туда на четыре дня: записать новые треки, сделать концерт и книжную презентацию. Но до этого взял еще одну халтуру: сверстать пару книг на заказ. Я сделал верстку обеих за один день и думал, что почти сразу получу деньги. Но меня еще полторы недели просили что-то менять. Сперва шрифт, они передумали. Для этого пришлось все заново верстать. Потом просили менять иллюстрации, потом просили вносить мелкие правки. Я делал это для одной знакомой, которая занимается поэтическими фестивалями, и запросил очень скромную сумму. Одна из книг была сборником стихов разных авторов. Вторая – эссе с кадрами из фильмов. В общем, я понял, что удаленная работа за компом хуже смерти. Это совсем убивало желание писать прозу, а проза и жизнь для меня почти одно и то же. Поэтому больше я решил ничего, кроме как для «Ил-music», не верстать.
В центре Казани тогда было «Питер-кафе», место с дешевым пивом и какой-то едой, Маевский хорошо знал хозяев. Там я провел вечер, когда вышли книги. Обложка моей мне очень нравилась, там был изображен старый радиоприемник на подоконнике. Хозяин стоял за баром и попросил глянуть книгу. Я протянул ему. Он с удивлением показал мне точно такой же приемник, как тот, что был изображен на лицевой стороне.
– Так художник же местный. Может, у вас он и вдохновился?
– Давай я куплю книгу? – спросил хозяин.
– Давай лучше обменяем на пиво.
За столиком сидел мой друг Оскар, который записал гитару в новые треки, и он сказал:
– Вот. Думаю, мы присутствуем при историческом моменте!
Он был прав.
– Алхимия! Превращаем говно в пиво, – сказал я.
Я глотнул и почувствовал, что это первая настоящая моя книга, а другие не в счет. Такая благодать снизошла на меня. Какие бы работы меня ни ждали дальше, – сказал я себе и Оскару, – я постараюсь запомнить этот момент слияния с призванием.
Но, с другой стороны, в нем уже содержалась смерть. Личность стиралась, сомнения исчезали, оставалось только ремесло как прямая – без возможности свернуть. Я выпил несколько кружек, чтобы движения на этих санках приобрели хоть какое-то подобие зигзага. Люди заходили, покупали книги, я их подписывал.
Костю бросила Дарья, об этом его куплет в песне «падение», и, мне кажется, это один из лучших его куплетов, может быть, и лучший. Для Кости начался тяжелый период, который продлится года полтора. У меня внешне все было хорошо, но после свадебного запоя (саму свадьбу и запой я не описал, все верно, дорогой редактор, смирись, пусть это останется белым пятном, как и ебля со школьницей, знаю, тебе бы хотелось подробностей, но это стоит отдельной повести!) в тяжелом похмелье тонул в сомнениях. Неужели все себя так чувствуют, женившись? – думал я. Снова и снова слушал Костин куплет и плакал, глядя на осень и готовясь к поездке. Оксана дорабатывала последние дни, я убирался в квартире, борясь с желанием спрыгнуть с балкона. Я процитировал последнюю фразу из книги Марата в своем куплете: «Люблю тебя так, что мне хочется спрыгнуть с балкона…» Несколько месяцев опять я был на строгой веганской диете, но утром после вечеринки решил доесть все, что осталось от гостей, – в том числе мясное. Мне казалось, что нужно набить себя как можно плотнее, чтобы алкоголь впитывался в еду.
Так я им пропитался. Думал, что порочная еда – трупчатина – как-то впитает яд. Сейчас-то я знаю, что в таких случаях вообще нельзя есть, надо только пить и пить воду в огромных количествах. Но тогда я оплакивал свою судьбу, Оксанину жизнь, которую она связала с такой подлой скотиной – и жизни кур и коров, – запихивая в себя курятину и сыр. Я мыл пару тарелок, потом ложился плакать, в сотый раз включая трек. Потом убирал со стола и через десять минут опять проваливался в Костины слова.
Одиночество – холодный камень, мешающий говорить. Нелепые движения руками.
И скорченные дни.
Прожитые взаперти без надежды.
Я прячусь от тебя, как крошка хлеба, застрявшая в кнопках ноутбука.
Но все же хочу попасть на белый свет, рассказать тебе, что я существую.
Конверты с подарочными деньгами лежали в тумбочке, нам предстояло вскрыть их все и посчитать. Потом посчитать деньги с книг и концертов. Потом купить билеты и улететь. Для Габлика мы нашли новую хозяйку. Устроили прощальный вечер. Но я боялся, что, когда мы останемся наедине друг с другом – в этом свадебном путешествии, там и вскроется, что «внутри у меня пустота, как у гребаного Дракулы», как сказал бы Микки Рурк.
У тебя может быть только одна жена, сказал персонаж.
Это один из моих любимых героев, сыгранных Джеймсом Гандольфини.
Я его не послушался, у меня их было две, но ни одной настоящей.
Той, которая бы кинула земли на мой гроб.
Той, за которой менял бы утку.
Вчера мой племянник прислал аудиосообщение.
Кажется, я повторяю твою судьбу, посетовал он.
Мне никак не найти свою женщину.
В твоем возрасте я еще не знал ни одной, ответил я.
Давай просто сядем и подождем.
Есть вещи другие помимо них, окаянных.
Книги, фотоаппараты, гелевые ручки, блокнотики для эскизов. Музыкальные инструменты, ноутбуки, кирпичи, ткани, детали конструкторов и пазлов, лабиринты, математические задачи, иностранные языки, галереи, бары, дороги, междугородние автобусы, самолеты, страны, спортивные секции, телесериалы, холодный душ, холодная ванна, холодное одиночество, сибирский холод, ночная тишина, наконец, смерть. Сосредоточься пока на них, братан, то есть племяш.
