– Мою маму зовут Валерия Валерьяновна, – сказал Харя. – Попробуйте с ходу произнести. А это Ангел и Галя в смысле… Как вас зовут?
И нисколько! Ни граммулечки в словах и действиях Валерии Валерьяновны не чувствовалось притворства и актерства. В доме у Хари было грязновато: сняли ботинки, в носках прошли, под ступнями колючие крошки. Обои подранные, вместо люстр «лампочки Ильича», на крашеном полу белесые, протертые до древесины тропинки. Въехали, ремонта не делали и не собирались. Грязь, пыль и тараканы – ерунда. Ни в каком доме и никогда Ангел и Галя не чувствовали такого особого воздуха. Его точно занесло из библиотек, театров, музеев, консерваторий, про которые они знали только понаслышке.
Дома Галю и Ангела ждал сытный обед из трех блюд. Здесь довольствовались жидким чаем и сухариками из старого хлеба.
Валерия Валерьяновна периодически восклицала:
– Мальчики, вы, наверное, гóлодны? Кажется, в морозильнике есть пельмени. Только, извините, очень старые.
– Нет! – хором отказывались Ангел и Галя.
И просили дальше пересказать содержание книги, которую Харя и его мама каждый вечер по очереди вслух читали. По очереди. Вслух. Улет! Их матерям никогда бы не взбрендило по ролям читать. Их мамы на двух работах: на производстве и дома – на износ.
Валерия Валерьяновна навсегда запечатлелась в их сознании как воздушное нежное создание, настоящий ангел. У ангела, как известно, есть крылышки. Их легко спалить у газовой плиты или намочить у корыта со стиркой. Матери Ангела и Гали, наверное, именно поэтому свои крылышки ампутировали. А когда-то имели.
2
Харя, не напрягаясь, учился отлично. Новый материал схватывал на лету, домашнее задание делал утром за десять минут с зубной щеткой во рту. Гале тяжелее приходилось, но он был упертый, не хотел как отец – много таланта и мало денег. Ангел числился в троечниках с перспективой в двоечники. Ему было скучно учиться, кулаками бы помахать – размяться или наплести с три короба, два из которых чистое вранье, а пять часов в школе – тюрьма нестрогого режима. Пока не начались алгебра и геометрия. Тут Ангел просел до дна, до таблицы умножения, которую плохо выучил в третьем классе.
– Ты дебил? – спросил Харя, когда им выдали табели перед летними каникулами, и они пошли в любимое место – на берег затопленного карьера.
– За дебила ответишь! – вспылил Ангел.
– Ты полудебил, – продолжил Харя. – Возможно, сие исправимо. Возможно, роковыми судьбами, непоправимо.
Когда они были втроем, Харя изъяснялся, как его мама: «сие», «позволь не согласиться», «с вашего позволения». Слова и выражения были пыльными, прошлого века, но приятными и лестными. В обычной жизни Харя сквернословил как последний урка.
– Ангел, в натуре! – подключился Галя. – Чего ты в отстое? Сила есть – ума не надо?
Ангел им тогда навалял. Они вдвоем его не перебарывали. Покидал в карьер что кутят.
Они часто дрались-боролись. Что там «часто» – постоянно! Словно какая-то внутренняя, прущая наружу сила заставляла выпускать энергию, непонятную, тревожащую, неукротимую. Ангела припечатать к земле можно было только вдвоем. Он в борьбе был хитер, умен и изворотлив. Не как на уроке, отвечая у доски, когда он потел и трусил. Казалось, подойди к нему сейчас малявка-первоклассник, ткни пальчиком, и Ангел свалится на пол.
В июне они купались в карьере, дрались и гоняли Ангела по математике. Начинать пришлось с таблицы умножения. Почему-то никому: ни приятелям, ни родителям – не признавались, что Ангел исписывает тетрадку за тетрадкой с примерами и задачами. Словно занимались чем-то тайным и постыдным.
У мамы Хари были планы:
– Ах, как хочу отвезти вас в Коктебель! В эту мекку русской поэзии Серебряного века.
Отвезти в мекку не удалось. Валерию Валерьяновну в очередной раз надули с гонорарами за переводы.
Их отправили к бабушке Гали. В смысле – к Васиной бабушке. Ростовская область, уже в десять утра термометр подбирается к тридцати градусам. Все дети до обеда трудятся. Девочки пасут гусей, мальчики поливают огороды. С двумя ведрами спуститься к реке, подняться на кручу, полить (четверть ведра на куст) огород размером с треть футбольного поля, и снова вниз. Адская работа. С их приездом скорость полива огорода бабы Тони увеличилась, но она, «шоб не сбаловались», заставляла чистить свинарник и хлев, убирать «на базу» – во дворе.
Баба Тоня называла их «мои хлопчики» и кормила как на убой. Еда была простой и очень вкусной. Харя и Ангел не подозревали, что помидоры, громадные – в ладони не помещаются, могут быть сладкими, как ананас. Тропического фрукта никто не пробовал, но сравнение подходило. Картошка, когда ее чистили, брызгала соком, огурцы хрустели, а хлеб, испеченный бабой Тоней, можно было есть, только мурлыча по-кошачьи.
Баба Тоня приучила их «для пользы здоровья организма» пить парное молоко. Свежесдоенное, от коровы Зорьки.
– От всех турбукёзов помогает, – говорила она. – А что вы мне весь баз обдрыстали, так оно пройдет, сами ж и уберете.
Понос действительно через неделю прошел, а парное молоко с ломтем воздушного хлеба под румяной корочкой – это песня!
Лишь один раз баба Тоня их немилосердно выдрала хворостиной – больно, чуть не до крови, отстегала. Когда стащили у нее бутылку самогона и распили с деревенскими ребятами. Однако приехавшим родителям Гали ничего не сказала. Донесли соседи: «Московские наших спаивают». Они жили в подмосковном городе Реутов, но называли их «московскими».
Баба Тоня на сетования дочери ответила с житейской философской мудростью:
– Дак, разе от энтого змия убережешь?
С хуторскими (вообще-то это было село, а все говорили «хутор») пацанами они сошлись на удивление быстро и бескровно. В первый же день, когда баба Тоня привела их к огороду, показала, где брать воду, как и поскольку поливать. Ушла. Они, «московские», стояли напротив ватаги хуторских, у всех в руках ведра. Хуторские раздумывали: Васька (Галя) вроде бы свой, но два других?
– Не по-о-онял, – протянул Ангел. – Драться будем или прописка откладывается?
Драться с утра никому не хотелось.
– Ребята, – спросил Харя, – где вы купаетесь? Покажете?
– Сначала полить, – ответил предводитель хуторских, – а то потом испечет.
Местные пацаны немало почерпнули от приезжих. Что именно, Ангел, Харя и Галя не могли бы точно сказать. Сами же они, благодаря хуторским мальчишкам, обогатили свой внутренний мир.
Во-первых, окончательно прояснился половой вопрос в его предметном исполнении. Петух топчет кур, боров, бык покрывают, соответственно, свинью и телку. Видели своими глазами. У людей не совсем так, пояснили деревенские наставники. Не с заду, а лицом к лицу. Баба лежит, мужик сверху. И вставляет. Они в своих хатах подглядывали за старши`ми братьями, и можно вечером в камыши сгонять, где Катька-доярка с Вовкой-трактористом наяривают. Сгоняли, подсмотрели. Впечатлило, навело на чувства и мысли, в которых с ходу не разобраться, потому что кружит и в голове, и в паху.
