Было бы легче, если бы удалось найти сносное место для ночлега, но, похоже, сейчас это было невозможно. Без защиты от непогоды, с трудом волоча ноги от одной случайной постели к другой, он думал, что может так и умереть в Марселе, городе, похожем на «глаз» урагана: странно освещенном, грубовато безмятежном, где время от времени налетающие вихри напоминали ему о том, что повсюду, кроме этого места, война. На улицах попадалось много людей в форме: это были осколки рассеявшейся французской армии, увильнувшие от службы участники Иностранного легиона, военные полицейские на шумных, мощных мотоциклах. Иногда через город проезжали целые колонны военных машин, будто наугад искали: где же война? Над головой пролетали неповоротливые грузовые самолеты и учебные бипланы. Но сам пожар войны пока не дошел до этого уголка земли.
В свою третью марсельскую ночь, когда хлынул черный ливень, Беньямин вынужден был укрыться под мостом из песчаника рядом с беззубой старушкой. Зигзагообразная молния вспорола траву рядом с мостом, зарокотал гром. Старушка вдруг всхлипнула.
– Мадам, вы боитесь грома? – спросил он, беря ее за руку.
– Я не хочу умирать, – проговорила она.
– Сколько вам лет?
– Семьдесят три, – ответила она.
– Ну, вы не старая, – сказал он. – У меня бабушка до восьмидесяти семи дожила.
Его тон успокоил ее, хотя то, что он сказал, в обычных обстоятельствах вряд ли звучало бы слишком утешительно. Но она была благодарна ему за внимание и спросила, не останется ли он с ней на ближайшие дни. Он, конечно, вежливо отказался, объяснив, что ему нужно как можно скорее постараться найти койку на корабле.
– Видите ли, – сказал он, – я еврей.
Она, задумавшись, медленно кивнула, потом заговорила:
– Тогда вам нужно уезжать. Тут не место для евреев. – К его изумлению, она достала из мятой сумки, служившей ей подушкой, немного денег. – Это все, что у меня есть, – сказала она. – Но вы должны это взять, сударь.
Он улыбнулся и взял ее за руку.
– На билет до Кубы у меня хватает, – сказал он. – Но спасибо вам, мадам. Вы очень добры.
Следующим утром он совершенно случайно встретил на улице Ганса Фиттко. Они не виделись с тех пор, как его отпустили из лагеря в Невере.
Фиттко узнал его первым и воскликнул:
– Доктор Беньямин, какой сюрприз! У вас все хорошо?
– Вряд ли сейчас у кого-то все хорошо, – ответил он. – Но всегда приятно увидеть знакомое лицо.
Ганс угостил его чашкой кофе в ближайшем баре и написал на клочке бумаги адрес Лизы в Пор-Вандре.
– Поезжай к ней, – сказал он. – Она поможет тебе покинуть Францию.
Беньямин объяснил, что ждет визу.
– Но это же безумие, – ответил Фиттко. – Визы ты не дождешься. Да и места на корабле не достать. – Он зажег сигарету и глубоко затянулся, как будто пил через соломинку. – Ты куришь?
– Да, – сказал Беньямин, беря сигарету.
Он курил впервые за несколько дней, и это наполнило его надеждой. Пока можно выкурить еще одну сигарету, конец света не настал.
– Куда бы ты поехал, если бы смог?
– У меня друзья в Нью-Йорке, – сказал Беньямин. – Но мне позарез нужна койка на корабле, не важно куда.
– Марсельский порт вот-вот закроют.
Ганс рассказывал о том, как плохи дела кругом; Беньямин слушал, и на душе у него становилось все тревожнее. С каждым днем будущее для каждого из них выглядело все более мрачным. Где-нибудь через неделю Ганс и сам собирался покинуть Марсель.
– Выбраться можно только через Пиренеи, – подытожил он.
Беньямин поблагодарил Ганса за кофе, за сигарету и хорошую компанию, а больше всего – за адрес Лизы, которая была сейчас на юге Франции.
Во второй половине того же дня он увидел в кафе за столиком на тротуаре Фрица Френкеля. В двадцатые годы доктор Френкель был знаменит в Берлине. Значительную часть прошлого десятилетия он провел в Париже и был в почете у эмигрантов, жаждавших попасть на прием к этому выдающемуся специалисту по нервным болезням. Беньямин сам один раз ходил на консультацию к доктору Френкелю по настоянию Доры.
Доктор заметил пристальный взгляд Беньямина и встал.
– Беньямин! – воскликнул он. – Идите сюда! Садитесь, позвольте мне угостить вас выпивкой.
Беньямин учтиво поклонился и принял приглашение.
– Так что же привело вас в Марсель? – поинтересовался доктор.
Задавать глупые вопросы – это так похоже на Френкеля, подумал Беньямин. Что может сейчас еврей делать в Марселе?
– Прохожу отбор на Олимпийские игры, – сказал он. – Разве вы забыли, что я прыгаю с шестом?
– Послушайте, держитесь меня, и мы вместе выберемся отсюда, – сказал доктор Френкель.
Он рассказал Беньямину, что достать место на корабле обычным способом невозможно. Все койки давно распроданы, и власти ужесточают правила выдачи выездных виз. Выехать из Франции теперь можно только с помощью каких-нибудь ухищрений. Он с увлечением заговорил об одном таком способе, о котором недавно узнал и которым уже смогли воспользоваться десятки его знакомых. Нужно одеться матросом, и вас берут на борт торгового судна, следующего на Цейлон. Другие матросы за небольшую плату весьма охотно контрабандой примут вас к себе. Если у Беньямина есть хоть какие-то деньги, то можно не сомневаться, что оба они через месяц будут на Цейлоне.
– И что вы будете делать, когда попадете на Цейлон? – спросил Беньямин.
– Это британская территория, – пояснил доктор Френкель. – Там немцы не смогут вас тронуть. Кроме того, говорят, там довольно приятно: чайные плантации, полно фруктов. Вы ведь любите фрукты?
«Сможет ли доктор Френкель сойти за матроса?» – думал Беньямин, глядя на длинные, косматые седые волосы и хрупкое тело старика. Должно быть, от денег зависит больше, чем он предполагал раньше.
– Да вы скептик, сударь, – сказал доктор Френкель.
Беньямин пожал плечами. В нынешних обстоятельствах, пожалуй, стоило попробовать. Каждый день можно было услышать и о более фантастических способах бегства. Так, один восьмидесятипятилетний еврей родом из Одессы вроде бы бежал в Испанию на гелиевом аэростате. Беньямин высоты боялся, поэтому морское путешествие казалось ему куда более предпочтительным, пусть даже ему придется делать вид, что он хорошо умеет драить палубу. Что касается денег – да и бог с ними.
Доктор Френкель отвел Беньямина в свой пансион и предложил переночевать на полу.
– Я могу устроить вам постель, – сказал он. – В коридоре есть диван. Я дам вам подушки.
– Хватит одеяла, спасибо. У вас, во всяком случае, есть крыша.
– Чувствуйте себя как дома, – сказал доктор.
У окна стояло удобное кресло, и Беньямин устроился в нем, чтобы скоротать вторую половину дня. У доктора был том эссе Карла Крауса
[71], и Беньямин был весьма рад провести время в таком обществе.
