– На Саялы своей? – Мама её не очень одобряет (а, что там скрывать, считает шлюхой), но инстинкт самосохранения бережёт её от попыток радикально повлиять на наши отношения. Лишь однажды она откопала где-то «девочку из очень хорошей семьи» и так пробурила мне мозг этой девочкой, что я согласился встретиться с ней, лишь бы только мама оставила меня в покое. Девочка приходилась дочерью одному известному азербайджанскому писателю – настолько известному, что даже мне доводилось слышать его имя, – и маминой институтской подруге, преподающей в вузе. Как это принято, наши матери устроили нам «деловую» встречу под каким-то совершенно идиотским предлогом, как будто мы оба были умственно отсталыми и не знали, по поводу чего все эти дикарские пляски. Перед встречей мама дала мне столько напутствий, словно я не на свидание шёл, а уезжал из родной деревни для того, чтобы поступить на службу к королю.
– Надень сорочку нормальную, а не эти свои майки с черепами. И смотри, не болтай лишнего. Ляпнешь что-нибудь, как я потом на её мать смотреть буду. Она девочка из очень приличной семьи, не позорь меня.
Встретившись в кофейне, мы начали неохотно узнавать друг друга. Девочка из хорошей семьи выглядела странно. Кажется, ей отрезало нос, бедняжке, а на губы наступил кто-то крупный, вроде медведя. В целом было похоже на то, что её со всего размаху приложило плохим фотошопом. С первой же минуты я потерял интерес и поэтому почти ничего не говорил, а только пил свой кофе, бросал виноватые взгляды на её обезображенное народной хирургией лицо и слушал, как она рассказывает о себе:
– Да, мой папа писатель. Я тоже люблю писать. Но не какие-нибудь там романы. А чисто конкретные стихи.
Тут я, можно сказать, встрепенулся. «Чисто конкретные стихи» могли сделать мой приход на свидание ненапрасным. Совершенно искренне я попросил её дать прочитать мне что-нибудь из нового. Как и ожидалось, она согласилась. И вот что я узрел:
Завистники из под тяжка глядят
И поиметь все жизнь мою хотят.
Ночей не спят, ворочаясь в аду
Как мертвые вставают поутру
Консилером замазав синяки
На жалкую работу прут они!
Мечтают, чтоб я здохла в нищите
Но я скажу, мечты у вас не те!
Глазеют день и ночь в мой Инстограм
На них без слез не взглянешь без стограмм
А в нутрии у них лиж пустота.
Им не дает покоя красота.
Завидуйте. А я, буду летать
Как бабочка среди цветов пархать,
Вы ядом захлебнетесь отрадясь
А я, буду цвести, собой гордясь.
Ваш глаз дурной повыпадает из глазниц
А у меня – триумф средь колесниц!
И если позавидуйте что еду я в Европу
То Бог вас проклянет и всех отправит в…опу!
Кажется, такого удовольствия от чтения стихов я не испытывал никогда! В полном восхищении я перечитал эту Песнь песней несколько раз, чтобы запомнить наизусть и дать возможность остальным насладиться тоже.
– Это великолепно! А вы где-нибудь печатались?
– Да, – лениво, как и подобает слегка уставшей от восхищения поклонников звезде, ответила хорошая девочка. – В журналах там всяких. Книгу свою издала. Во-о-от. Ещё в субботу будет поэтический вечер, я там тоже свои стихи читать буду. Хотите я вам приглашение сделаю? Это очень клёвый вечер, там только самые крутые поэты будут.
– Увы мне, – я сокрушённо покачал головой. – В субботу я очень занят. Но в следующий раз обязательно приду. А позвольте спросить, кто ваш любимый поэт?
– Мой? Э… Пушкин даааа.
– Не может быть! – воскликнул я. – Мой тоже! А любимый композитор, наверное, Моцарт?
– Да э… Моцарт, – согласилась хорошая девочка и принялась царапать длинным квадратным ногтем экран своего дорогого телефона.
Тут я быстро распрощался и ушёл. Не думаю, что это сильно огорчило мою новую знакомую. Дома я загуглил её и выяснил, что она весьма знаменита в наших интеллигентских кругах как поэтесса, действительно выпустила книгу, иногда у неё берут интервью и устраивают её поэтические вчера. Ещё она имела официальную страничку в Facebook, где у неё аж десять тысяч подписчиков. Я в очередной раз умилился широте взглядов нашего народа на искусство, скинул пару её стихов Джонни, мы с ним вдоволь поржали, а потом пришла мама и поинтересовалась, как прошло свидание.
– Таких хороших девочек на Тбилисском проспекте ночью за десять манатов можно штук двадцать найти, – без обиняков заявил я. – Сайка хоть и не слишком умна, но она тонко чувствует музыку, и она прекрасно поёт, а ещё – у неё лицо настоящее. Больше никаких невест, особенно из приличных семей!
– На Саялы своей? – спросила мама, когда я попытался подкупить её женитьбой.
– Может, и на ней. – Я схватил с блюда гренок одну и проглотил её. Потом взял тарелку и навалил на неё ещё с десяток гренок: смерть – очень утомительная вещь. Хорошо, что на пожелания земли пухом не нужно отвечать, как на поздравления с днём рождения. Тем более что выражающих скорбь по поводу твоей смерти обычно набирается в сто раз больше, чем вспомнивших про твой день рождения.
– Ну что, у нас есть сделка? Do we have a deal? – настойчиво спрашивал я маму.
– Ой, не знаю… не нравится мне всё это. Вечно эти твои бредовые затеи. – Она ломалась, как некоторые из её клиентов. Я наслаждался иронией момента – она сама сейчас оказалась в шкуре этих несчастных. Вообще-то мама, несмотря на всю её кажущуюся склонность к доминированию, на самом деле является преданным рабом меня и Зарифы. На любую нашу просьбу она неизменно отвечает криком и возражениями, заканчивающимися словами «Иди к чёрту, ничего я не буду делать!», после чего просьба смиренно исполняется в наилучшем виде. Так что и в этом случае надо было просто немного уломать её.
– Ну давай, решайся! У нас есть сделка, – давил я на маму, разумеется, не собираясь ни на ком жениться. В ближайшие десять лет.
– Ой… Мучаете вы с сестрой меня. Ладно!
– Вот и славно. Скоро тебе начнут звонить, не разочаруй их.
– Но они же захотят прийти на похороны. – Мама продемонстрировала поразительную дальновидность. Этого момента я, признаться, не учёл совсем.
– Ну… ты говори им, что из-за бюрократических э-э-э… проволочек тело пока не выдали. Самоубийство, полиция расследует, то-сё. Не до похорон нам. Да. А потом что-нибудь придумаем.
– Похороним мешок камней? – желчно спросила Зарифа, выползая из своего обклеенного портретами актёра-вампира логова на запах еды.
– Там видно будет. – На самом деле я подумал, что, может быть, Ниязи всё предусмотрел.
Глава вторая
Похороны
Ниязи, живущий таинственной жизнью, был настолько занят, что аудиенцию мне назначил прямо в метро. Я сказал – нет, не полезу в эти подземелья, полные гоблинов. Он удивился, ведь я не девушка, чего мне бояться в метро? Почему-то меня не покидает стойкое убеждение: как только человек допускает для себя возможность использования общественного транспорта, его жизнь начинает катиться в пропасть нищеты и тяжёлого ежедневного труда (хотя умом я понимаю, что связь здесь как раз обратная, а порою и вовсе никакой связи). Но перед глазами у меня пример Зарифы, которая вскакивает каждое утро, словно дозорный, проспавший наступление вражеских войск, а возвращается, как после тяжёлого боя. Когда она рассказывает об увиденном в метро, я каждый раз удивляюсь, как это она не вышла оттуда с поседевшими волосами.
