А ещё есть Она. Журналист – Белая Акула. Не дай вам бог попасться в поле её зрения (если, конечно, на вас не стоит волшебная защита от гнева и отвращения многих и многих людей). Для Неё нет запретных тем, наоборот – чем отвратительнее, тем лучше. Она набрасывается на жертву, не дав ей опомниться и защитить себя, и рвёт её на части. Не всегда жертва – конкретный человек, зачастую это какое-нибудь социальное явление, к счастью для самого себя, обезличенное. Чем же отличается Белая Акула от прочих крупных рыб? Она точно так же проводит расследования и не боится поведать правду (точнее, то, что она сама считает правдой). Но крупные рыбы миролюбивы. Они не спешат клеймить неугодных, предавать анафеме провинившихся, призывать к насилию. Белая Акула не высказывает свою точку зрения. Ей это не нужно, ведь она считает, что её точка зрения – единственная возможная. Её статьи – её убийства, её слова – её зубы. Если бы это было разрешено, статьи состояли бы из сплошной матерной ругани и угроз физической и метафизической расправой. Но подобные изыски пока ещё не приветствуется, поэтому статьи наполнены в основном проклятьями. Комментаторы, как рыбы-прилипалы, любят присоединяться к этому пиршеству гнева. Иногда в зубы Белой Акулы попадается по-настоящему виновный, и тогда справедливость обрушивается на голову мерзавца, подобно цунами. Но трагедия в том, что не гнушается Белая Акула и заказных статей и в погоне за высокими рейтингами часто выставляет факты в выгодном ей свете. Не разобравшись толком, спешит она создать драму, где роль главного злодея отведена намеченной ею жертве. А прилипалам всё равно, кого ненавидеть…
Существует множество способов осквернить могилу. Не все они надёжны. Мы с Ниязи выбрали щадящий вариант – понаписать всяких гадостей на памятнике. Всё написанное можно будет потом легко отмыть, решили мы.
Пробираясь в сумерках среди безмолвных камней и деревьев на пару с Ниязи, я думал о сюрреализме ситуации: я крадусь по кладбищу к самому себе на могилу, чтобы надругаться над ней. Мы были вооружены двумя баллончиками с красной и белой красками. Ниязи несколько часов составлял текст для надписей, хотя, на мой взгляд, можно было вполне ограничиться изображениями древних символов плодородия.
– Не поймают ли нас полицаи? – беспокоился я, озираясь.
– Не льсти себе, – фыркнул Ниязи. – Им будет плевать, даже если мы вскроем могилу и вытащим на свет твоё разлагающееся тело. Они появятся, только когда мы начнём выдёргивать из твоего рта золотые зубы.
– Если бы в моём рту были золотые зубы, я бы их сам давно уже выдернул, – пробормотал я.
– А что такое? – оживился Ниязи. – У тебя напряг с финансами?
– Мне перестали давать работу.
– Ты её ищешь?
– Раньше она всегда сама находила меня. Я, знаешь ли, очень хороший специалист.
– Почему бы тебе тогда не устроиться на постоянную работу?
– А тебе почему бы не устроиться? – огрызнулся я.
– О, у меня работа постоянная, – лукаво улыбнулся Ниязи. – Я исполняю тайные желания людей. А они, знаешь ли, постоянно чего-то желают. Недаром же моё имя переводится как «желание».
От этих слов я поёжился. «Он всего лишь Ниязи, – сказал я себе, – и, как всегда, придуривается».
Моя могила стала похожа на цветущий сад. Под букетами (в основном дешёвых гвоздик, но разглядели мои глаза и редкие розы) почти не было видно изваянной из чёрного мрамора гитары.
– Мне никогда в жизни не дарили цветов, – сказал я.
– Попрощайся с ними, и за дело. – Ниязи начал небрежно сбрасывать цветы, расчищая нам пространство для творчества.
– Эй! – возмутился я. – Они же ещё совсем свежие.
– Ну так собери и подари их Сайке. Кстати, как у вас с ней дела?
– Нормально. – Мне не хотелось обсуждать с ним наши отношения, которые представлялись мне в последнее время в образе грузного агонизирующего животного, которое одновременно желает и выжить, и избавиться от страданий. Взгляд Ниязи, однако, подобно металлическому пруту, который суют в засорившуюся канализацию, проник в глубины моей души, вытягивая оттуда чёрный склизкий комок моих сомнений и переживаний, которые я, сам того не ожидая, вывалил перед ним.
– Так что не знаю, что мне делать, – резюмировал я свои мысли. – С одной стороны, я понимаю, что после всего, что между нами было, мне стоило бы на ней жениться, с другой стороны, я вообще не собирался заводить семью раньше, чем прославлюсь и разбогатею, ну, или хотя бы просто разбогатею, не в дом же к мамочке мне жену вести. Лучше уж снять угол в клетке с тиграми!
– Только не в нашем зоопарке, – быстро ввернул Ниязи.
– С третьей стороны, – продолжал я, не без труда выбросив из головы измождённых облезлых животных, – я боюсь потерять её, потому что охотников на неё много, но, с четвёртой стороны, она меня иногда так раздражает, мне кажется, она всё-таки для меня простовата, с пятой стороны…
– По-моему, ты уже исчерпал лимит существующих сторон, – снова перебил меня Ниязи.
– Я тебе не стороны света перечисляю, хотя их тоже больше, чем четыре, если ты не знал. – Я раздражённо потряс баллончиком с краской. – Спросил, так слушай. С пятой стороны, я не хочу её бросать, потому что достаточно сильно люблю её, чтобы не желать причинить ей боль. С шестой…
– Уже темнеет. – Мой невежливый слушатель поднял ладонь, как бы закрывая мне рот. – Всё это очень интересно, но не будем забывать, зачем мы здесь. Я, конечно, самый храбрый на свете, но ночные тусовки на кладбищах предпочитаю оставить профессионалам.
Пять минут шипения – и чёрный мрамор моей могилы покрылся злыми словами и недвусмысленными изображениями. Мне даже стало жаль воображаемого себя, лежащего там, в неприветливой сухой земле, и неспособного ответить на оскорбления.
– В этом есть нечто испанское. – Ниязи отошёл на пару шагов от надгробья, как художник, оценивающий свою работу.
– Да, сочетание цветов очень эффектное. По-моему, сюда кто-то идёт. Между деревьями было движение.
– Хранитель кладбища, молла, – пожал плечами Ниязи. – Бродит здесь, принимает заказы на молитвы. Ладно, пойдём. Скоро будет весело.
– Ты так и не рассказал, кто такая эта Худатова.
Ниязи мрачно, утробно рассмеялся, давая понять этим смехом, что меня ждёт нечто экстраординарное.
– Защитница всех угнетённых. А также тех, кто желает угнетёнными казаться, чтобы добиться своих маленьких грязных целей.
– Вот-вот, это про нас.
Мы вышли на главную дорогу, и Ниязи остановился.
– Ты иди, а у меня тут ещё кое-какие дела, – огорошил он меня.
– Какие, чёрт подери, у тебя дела ночью на кладбище? – Уж не собрался ли он обойти могилы и поискать на них очередное колдовство со шведским столом?
– Не то, что ты подумал, – сказал Ниязи. – Просто хочу навестить могилу кое-кого из своих родственников.
