– Какие у меня отношения с моей девушкой – не твоё дело! – Кажется, мы сейчас опять поругаемся, а ведь мне нужно было обратное. Я неуклюже попытался сменить тему: – Так зачем ты позвонил?
– Тебе ведь всё ещё хочется побывать на выступлении твоей группы в «Энергетике»?
– Хочется, – буркнул я, пытаясь звучать не так, словно я сдаюсь, а словно бы меняю гнев на милость. В этот момент я сам себе был противен.
– Вот и славно. Это будет знаменательная ночь, вот увидишь.
«Да, Ниязи, – сардонически рассмеялся я про себя. – Ты тоже увидишь». А причиной моего злорадства стало решение, которое я недавно принял: в разгар выступления я устрою каминг-аут, не в традиционном смысле этого слова, разумеется, просто я собрался объявить себя живым. Насколько опасным был бы такой поступок, я тогда не думал, хотя следовало бы прикинуть, откуда я буду возвращать деньги, собранные людьми на памятник.
– Ладно. Тогда в десять встретимся под Зяфяран Плазой.
И мы встретились. Ниязи хлопнул меня по спине в том месте, до которого смог дотянуться, как будто мы и не находились в состоянии войны.
– Ну что, дон Хосе. Иди и смотри, как твоя музыка будоражит умы и тела. Разве не в этом счастье? – При намёке на Сайку я вскинулся было, но сразу собрался, чтобы усыпить его бдительность.
В холле произошла небольшая заминка: перед нами стояла компания мужчин средних лет, вид у всех был сытый и ухоженный.
– Эта футболка стоит дороже, чем весь ваш клуб! – кричал один из них, дёргая себя за логотип бренда, изображённый на груди, но лоснящийся привратник, наряженный в костюм пингвина, был неумолим и сдержанно пытался объяснить, что футболка есть футболка. Когда компания в полном составе развернулась к выходу, объявив привратнику, что Energetica только что потеряла потенциальных постоянных клиентов, настала наша очередь.
Фейсконтролёр испуганно осмотрел меня с ног до головы, но Ниязи, одетый вообще как бомж, небрежно бросил: «Он со мной», – и мы спокойно прошли. Ниязи, усмехаясь, повлёк меня в стеклянный лифт, прозрачная шахта которого выступала на фасад здания, словно вздувшаяся вена. Я смотрел, как земля с ускорением уходит из-под моих ног, и вдруг подумал, что до космоса ехать всего ничего. Но лифт не поехал в космос, к сожалению, а остановился на последнем этаже и выплюнул нас в ревущее месиво из световых пятен и унылых тел клуба Energetica.
К нам подвалил какой-то круглолицый мужичок, которого я сначала принял за администратора, но по его ленивой и слегка развязной манере, в которой он обратился к Ниязи, я догадался, что это владелец.
– Один из совладельцев, – уточнил Ниязи, галантно беря меня под руку, чему я сразу же начал сопротивляться, но его хватка оказалась неожиданно цепкой, как у обезьяны, и мне пришлось сделать вид, что всё нормально. – Твои уже здесь. – Он указал на сцену, где вертелась Сайка, размахивая волосами, будто леской с червяком на крючке, и проходившие мимо обеспеченные парни все попадались на этот крючок, замирая перед сценой с глупыми лицами. Меня настиг приступ ненависти. Чтобы отвлечься, я помахал рукой Джонни, но он не заметил меня за оживлённой беседой с Тарланом.
Полностью дезориентированный, я позволил Ниязи усадить себя на мягкий плюшевый диван и уже через минуту пил (кажется, не по своей воле) что-то омерзительно-горькое и крепкое.
Эмиль выдал пробную дробь, привлекая внимание собравшихся к сцене. Сайка похотливо изогнулась у стоячего микрофона. Джонни обречённо считал клавиши синтезатора. Мика с Тарланом вцепились в гитары, как неопытные папаши в младенцев. И концерт начался.
Они играли новый альбом, собранный из моих посмертных песен – Emodulanda. Этого я не ожидал, никто не предупредил меня. Когда они успели отрепетировать его? Меня одновременно обуревали чувства негодования, страха и гордости.
Сайка запела, и её голос звучал как вой койота, когда ты в горах один и без костра. Моя кожа тут же покрылась пупырышками. Первая песня – The Path – была медленной и зловещей, но уже к концу её народ прильнул к сцене. Исполнение следующей композиции ознаменовалось бешеной пляской, которой я не ожидал от посетителей Energetica. Они размахивали волосами, вскидывали вверх руки с пальцами, сложенными в «козу», прыгали из последних сил. Сайка оторвала микрофону голову и скакала по сцене, визжа и высовывая язык, словно она была Оззи Осборном, а не девочкой из приличной азербайджанской семьи. Джонни на бэк-вокале не то издавал какие-то предсмертные хрипы, не то читал страшное заклинание, которое превратит всех людей на Земле в Instagram-блогеров и трендсеттеров (вследствие чего миру наступит трендец). Даже Мика и Эмиль выглядели живыми, а Тарлан, плюхнувшись в экстазе на колени, выдал умопомрачительное соло. Сейчас они уже не были похожи на горстку вчерашних студентов, играющих в музыкантов, они выглядели и звучали как настоящая рок-группа. Это был мой триумф, но я в нём участвовать не мог. Ниязи куда-то ускакал, позже мне удалось разглядеть его в толпе, он снимал происходящее на телефон. Украдкой я показал его спине средний палец. Один парень заметил это, принял на свой счёт и обиженно сложил губы в форме писсуара.
От скуки я принялся разглядывать людей. За соседним столом обнаружились Илькин и Нигяр. Кажется, она пыталась вытащить его потанцевать, а он сопротивлялся. В итоге она развалилась на диване и с надутым видом ушла в свой телефон. С удивлением я признал в компании людей за столом в дальнем углу Мурку. Каждый раз, когда мимо него по полу пробегало световое пятно, он судорожно подёргивался, казалось – вот-вот сорвётся с места и начнёт гоняться за ним. Справа от меня обнаружилась в полном составе группа Born2Burn, наш главный соперник. Они смотрели на сцену сквозь меня, кивая головами в такт, похожие на голубей, но гордость, видимо, не позволяла им выйти на танцпол и оторваться по полной. Похоже, что Ниязи созвал сюда всех. Мне стало немного неуютно. Продолжая выискивать знакомые лица, я нашёл пару своих одноклассников и одногруппников, и – моё сердце позорно ёкнуло – Ксению, чьи волосы пламенели на фоне иссиня-чёрных стен. Не в силах больше этого выносить, я вскочил, чтобы найти Ниязи. Но что-то случилось с моим вестибулярным аппаратом. Я хотел пойти направо и шёл налево. Я направлялся к барной стойке, но внезапно обнаружил себя у туалета. Голова моя работала ясно. «Так, – сказал я себе. – Если, когда я иду к стойке, меня выносит к туалету, значит, чтобы попасть куда мне нужно, я должен пытаться зайти в туалет». Сделав этот бесхитростный логический вывод, я направился к WC, наткнулся на стену и, ведя по ней правой рукой, словно блуждающий по лабиринту, вышел к бару. Впрочем, этот поход так сильно меня вымотал, что, добравшись до места назначения, я позабыл, зачем вообще сюда шёл. Озадачив прыщавого бармена просьбой налить мне кофе, я продолжил искать глазами Ниязи с занятой высотной позиции барного стула. Наконец он отыскался, кричащий что-то на ухо приятной девушке, чьё лицо показалось мне смутно знакомым. Я напряг память и понял, что передо мной стояла Прекраснейшая, та, что написала провокационный комментарий на странице лютой журналистки Худатовой и которой Ниязи обещал помочь. Интересно, как он ей поможет, в какую авантюру затянет? И что потребует взамен? Увидев на её пальце обручальное кольцо, я отбросил глупую мысль предостеречь её от Ниязи, потому что, очевидно, защитник у неё уже имелся.
