В последний день заявок Пайпер засовывает ладони под мышки и машет локтями, изображая курицу.
– Ко-ко-ко.
– Мило. Почему бы тебе самой не попытать удачу? – спрашиваю я.
Пайпер опускает руки.
– Это не для меня.
– Почему?
– Потому.
– Значит, ты не планируешь выбесить Кензи, протолкнув меня в ее театр и использовав как пешку в своем плане мести?
Пайпер резко останавливается посреди коридора, едва не сбив с ног какого-то парня. Когда тот бросает на нее злой взгляд, Пайпер показывает ему средний палец.
– Я хочу, чтобы ты сделала это, потому что можешь. Я не могу ходить. Тот плаксивый парень в группе не может играть на пианино. Ты не можешь смотреться в зеркало. Но петь ты можешь.
В театре, пока мы разбираем потрепанные костюмы, Асад открытым текстом говорит о записи на прослушивание. Он передает мне огромное ядовито-розовое платье с кринолином.
– Я уверен, что ты получишь эту роль.
– Есть разница между «получить» и «хорошо исполнить». – Я отпихиваю от себя слои атласной ткани. – И убери от меня это платье. Ты хочешь, чтобы я все-таки пошла на прослушивание или прямо сейчас сбежала отсюда с криками ужаса?
Положив платье на место, Асад нахлобучивает шляпу Железного Дровосека, сгибает руки в локтях под прямым углом и изображает кошмарный танец робота. Я надеваю остроконечную черную шляпу ведьмы, а Асад меняет жестяную шляпу на маску льва со спутанной гривой.
– «Смелость не в том, чтобы не бояться. Смелость в том, чтобы встретиться со страхом лицом к лицу». – Он встает в позу, правда, ничуть не страшную.
– Слишком легко – это из «Продавцов новостей»
[16]. – Я стягиваю с него маску. – Легко рассуждать о смелости тому, кто прячется в осветительной кабинке.
– Туше, дорогая моя. Туше. – Порывшись в шкафу, Асад вынимает пару ярко-красных туфель и сует их мне в руки.
Я щелкаю каблуком о каблук. Три щелчка – пуф! – и ты дома. У Дороти ведь получилось?
Кто-то идет по сцене. Переглянувшись с Асадом, я кидаю туфли обратно в шкаф. Заслышав голос Кензи, Асад прижимает палец к губам.
– Даже не сомневаюсь, что это Пайпер ее надоумила! – говорит Кензи.
– Роль ведь маленькая, – заявляет чей-то высокий голос.
Наверное, подружка Кензи с короткими волосами.
– Не в этом дело, – огрызается Кензи. – Это наверняка хитрый план мщения. Пайпер винит в аварии меня, вот и выставляет напоказ свою новую подругу.
Асад поднимает платье, словно спрашивая, записалась ли я на прослушивание. Я решительно мотаю головой.
– Может, она еще не получит роль.
Кензи фыркает:
– Получит, даже не сомневайся. Это ж каким чудовищем нужно быть, чтобы отказать ей?
– Таким, как ты, – парирует ее подруга.
Она мне уже почти нравится.
– Чудовище здесь не я, – громко заявляет Кензи. – Я по-настоящему беспокоюсь о ней. Она ведь не знает, что выставляет себя на посмешище, надевая этот парик. Она в нем словно кукла-тролль, а играет ею Пайпер. Позволить ей выйти на сцену – это будет просто жестоко. – Кензи понижает голос: – Разве что дать ей роль ведьмы, раздавленной домиком Дороти? С этой она точно справится.
От их болтовни меня отвлекает Асад, который зачем-то вытягивает лестницу, прикрепленную рядом с нами на стене.
– Что ты делаешь? – шепчу я.
– То, что должен был сделать еще в прошлый раз.
Асад взбирается по лестнице, на миг замерев, когда раздается скрежет. Мы оба бросаем взгляд на занавес, но он не шевелится, и девушки не прерывают разговор. Асад поднимается на высоту моего роста и тянется к брусьям, на которых висит тяжелый главный занавес. Улыбнувшись, он показывает мне пальцы и беззвучно считает: раз, два…
– Три! – Асад щелкает металлической застежкой, и тяжелый бархатный занавес падает на сцену, накрывая подруг.
Они громко визжат.
Асад торопливо спускается.
– Бежим! – Он несется к выходу, и я, придерживая парик, мчусь по проходу за ним.
Мы распахиваем двери и уже почти выбегаем…
– Ава! – Кензи стоит посреди сцены – руки в бока, волосы торчат в разные стороны.
Асад вытаскивает меня за дверь, оборвав мой неожиданный паралич. В коридоре он победным жестом вскидывает вверх кулак, а я с трудом перевожу дыхание. Сердце бешено стучит, грозя выскочить из груди. В последний раз я так бегала еще до пожара.
– Ну и кто прячется в осветительной кабинке? – орет Асад на весь коридор. – Теперь ты просто обязана записаться на прослушивание, чтобы утереть нос Кензи.
– С чего это вдруг? – умудряюсь я спросить между судорожными вдохами.
– Кензи знает, что ты ее слышала, так что если откажешься, то она выигрывает.
Я качаю головой. Сердце бьется медленней – уже не галоп, скорее, бег трусцой.
– Ну и пусть выиграет. Или по сценарию не положено? К тому же как я могу отказаться, если я вообще не записывалась на прослушивание? А вот ты своим поступком нарисовал у меня на спине огромную мишень.
Глянув на что-то позади меня, Асад морщится и разворачивает меня к списку участников прослушивания.
– Кажется, мишень уже была на твоей спине.
Сердце вновь срывается в галоп при виде двух слов в последней строчке списка: Ава Ли.
Глава 21
Я знаю, что это сделала ты.
По крайней мере, подумай об этом. Ты в долгу перед собой.
Будто я могу не думать о прослушивании. Думаю о нем даже во время ежемесячного обследования, пока пальцы доктора Шарпа скользят по моим шрамам.
Было бы здорово снова петь. Мне этого не хватает. А еще я представляю, как взбесится Кензи, если я выиграю эту войну за всех рабочих сцены, Пайпер и девушек в банданах, скрывающих отсутствие волос.
