– Эй, малышка, не хочешь помочь мне с покраской стен в твоей спальне? – спрашивает Гленн.
Кажется, мне предлагают утешительный приз.
И пусть уже поздно, а завтра будет тест по математике, к которому нужно подготовиться, я все равно соглашаюсь. Вдруг все-таки удастся?
Пока мы красим, я вспоминаю все известные мне термины из терапии и говорю о том, как операция поможет мне с реинтеграцией и самовосприятием, и напоминаю, что именно они с Корой просили меня попытаться начать новую жизнь.
Закончив речь, я замечаю молчаливо стоящую в дверях Кору.
– В этом году ты перенесла слишком много операций. Твоему телу нужно восстановиться. Сейчас неподходящее время, – говорит Гленн, тыча кистью в стык между потолком и стеной.
– Нет, операция нужна мне именно сейчас.
– Почему? – спрашивает Кора. Она наблюдает за процессом покраски и явно не в силах смириться с розовым, под которым исчезает выбранный Сарой голубой цвет. – Операция не срочная, да и в школе вроде бы дела идут неплохо.
Я сковыриваю пятнышко розовой краски, затвердевшее на обугленном мамином колокольчике.
– В весеннем мюзикле есть свободная роль. Но в таком виде я не смогу выступать.
– Кто сказал, что не сможешь? – Гленн от удивления даже перестает красить.
– Я сказала.
У меня больше нет доводов. И операции не быть. Я знаю, что могу выйти на сцену хоть сейчас, и большинство даже не придаст значения тому, как выглядят мои веки.
Но для меня это важно. И в мечтах я представляю, как выхожу на сцену в облике Авы-до-Пожара – девушки, которая поет в круге света. И эта операция может приблизить меня к тому, чтобы вновь найти ее.
Гленн кладет кисть на банку с краской и спускается со стремянки. Глядя на меня, он складывает руки перед собой, словно в молитве.
– Ава, эта операция необязательная.
Опять это слово.
– А я обязана сделать ее, – возражаю я, прекрасно понимая, что Гленн хочет сказать.
Необязательная – значит дорогостоящая.
Необязательная – значит «нет».
Опустив глаза, Гленн проводит рукой по волосам.
– Сейчас у нас просто нет на это денег.
Воцаряется тишина. Мне в глаза бросается бейдж с надписью «Менеджер магазина “Смит”» на рубашке Коры. Гленн почти не бывает дома, и пусть они оба пытаются скрыть это от меня, банковские коллекторы звонят уже и днем, и ночью.
– Можно взять деньги из фонда пожертвований.
– Нет, не в этом случае. – Кора качает головой. – Неизвестно, сколько еще операций тебе потребуется – операций, без которых не обойтись, а не косметических. Эти деньги трогать нельзя.
– Я найду работу! – в отчаянии предлагаю я. – Я могу работать после школы и по выходным. Я верну вам деньги.
Качая головой, Гленн кладет мне руку на плечо. Машинная смазка намертво въелась в его кожу, особенно вокруг ногтей. Каждый вечер он тщательно моет огрубевшие руки, пытаясь соскрести эти следы долгой работы.
Ради меня.
– Этого не хватит, – говорит Гленн. – Прямо сейчас мы не сможем оплатить эту операцию. Если она не жизненно важная, то придется подождать.
Я накрываю его руку своей, и на моих глазах вскипают слезы. Еще вчера я и понятия не имела об этой операции. Но теперь я о ней знаю. И боль оттого, что мне не получить это маленькое, но настоящее улучшение, невыносима.
– Она мне очень, очень нужна. Я бы не просила, не будь она мне нужна.
От запаха краски кружится голова, и я ложусь на кровать, спихнув на пол школьную сумку. Кора думала, что эта сумка поможет мне стать нормальной. И что же? Ничего не вышло.
– Мы согласились бы, если б могли, – говорит Гленн.
– Не раздумывая, – подхватывает Кора.
Я знаю, что это правда. Они всегда стараются дать мне самое лучшее. Но сейчас, в этой недокрашенной комнате, которая мне даже не принадлежит, меня настигает мерзкое осознание. Еще одна истина, о которой я старалась не думать: я – сирота.
Тех двоих людей, которые беззаветно любили меня и сделали бы для меня все, больше нет.
Я ничья.
Я знаю, что не стоит задавать этот вопрос, но все же…
– Как бы вы поступили, окажись на моем месте Сара?
Выпрямившись, Гленн пристально смотрит мне в глаза.
– Будь у нас деньги, тебе бы сделали эту операцию. Причина в том, что их просто недостаточно.
– А может, я недостаточно хороша?
– Нет, это не так… – протестует Кора.
– Ладно, ничего страшного, – говорю я.
Но это неправда. Хочется попросить у них прощения за свою просьбу. За то, что Сара умерла, а я живу. За то, что им приходится разбираться с моими проблемами.
Но знаете, мне тоже приходится с ними разбираться.
Однако вместо этого я говорю, что хочу спать.
Прежде, чем вынести лестницу из уже наполовину розовой спальни, Гленн открывает окно. Оставшись в одиночестве, я кое-как намазываюсь кремом. Полоска света под дверью на миг исчезает от чьих-то небольших ног в тапочках, но в дверь никто не стучит.
Не нужно было просить. Я должна быть благодарна Коре и Гленну за то, что они взяли меня к себе, что месяцами сидели у моей больничной кровати, а Кора жизнерадостно пыталась отвлечь меня от того факта, что я похожа на обугленный картофель фри.
Они и так многое для меня сделали.
Лежа на кровати Сары, я открываю ноутбук и гляжу на свою аватарку. Я давно этого не делала. Через силу кликаю на лицо Авы-до-Пожара, и на экране появляется мое лицо из прошлого.
Фотография, на которой мы с подругами из театрального кружка обнимаемся на фоне школьных шкафчиков.
#театральнаябанда
Отец дарит мне цветы после спектакля.
#мойсамыйглавныйфанат
Рука Джоша обвивает мою талию так же плотно, как и зеленое шелковое платье, в которое я одета.
#шикарная
Самая последняя фотография – смеющаяся Сара. Рядом я, пытаюсь придать лицу сексуальное выражение, демонстрируя макияж. Это мы учились технике «смоки айс».
#лучшиекузинынавсегда
Гладкая кожа. Широкие улыбки. Эти девушки еще не знают, что наутро от них не останется и следа.
Я смотрю на себя прежнюю, а на экране монитора отражается еще и мое нынешнее лицо. В нем все не так. Я вижу только шрамы.
Я со стуком захлопываю крышку ноутбука.
В душу заползает знакомая темнота. Та же постепенно нарастающая боль, которую я испытала, узнав о смерти родителей. То же желанное ощущение пустоты, с которым я лежала на траве, глядя на звезды.
