Интересно, они вообще осознают свой невероятный дар обновления?
Разделение по цветам футболок внезапно не дает нам сосредоточиться, хотя мистер Бернард пытается использовать нашу систему идентификации по цвету в качестве наглядного примера биологического выживания.
– Люди образуют сообщества по общим признакам. Ваши футболки показывают, к какому сообществу вы принадлежите. Для каждого вида обретение сообщества не роскошь, а средство выживания.
Однако мистер Бернард допускает ошибку, когда приводит в качестве примера единственного ученика в красном – им оказывается туповатый парень Кензи. Не осознавая, что, согласно объяснениям мистера Бернарда, он является одиночкой без сообщества, парень влезает на стол с криком «Старшеклассники рулят!».
Асад наклоняется чуть ниже. От него пахнет ванилью и кокосами. Женский запах, возможно, воспользовался шампунем матери или сестры. От этого Асад начинает нравиться мне еще больше.
Чтобы отвлечься от мысли об Асаде в душе, концентрируюсь на извивающихся мучных червях. Рам-Там-Таггер, самый мелкий из них, уже свернулся в шарик совершенно инопланетного вида. Я пишу в заметках: «стадия куколки».
– Вот тебе несколько сплетен из театрального кружка, – говорит Асад. Флуоресцентные лампы подсвечивают его синяк, лиловый на челюсти и желтеющий на шее. – Во-первых, мой рейтинг взлетел до небес. Драка вознесла меня на вершину социальной лестницы рабочих сцены – то есть я поднялся аж на целых три пункта, хотя по-прежнему остаюсь театральным фриком. Тони похлопал меня по плечу сегодня утром в коридоре. – Широко улыбаясь, Асад склоняется к моему уху, и у меня перехватывает дыхание. – Во-вторых, Кензи хочет выжить тебя из театра.
– Знаю. Само мое существование оскорбляет ее.
Покачав головой, Асад заявляет, что имел в виду другое. Кензи написала петицию, чтобы меня выгнали из спектакля на том основании, что я не командный игрок.
Так вот почему она не обращала внимания на меня сегодня утром! Ее планы грандиозней примитивного таскания за волосы.
– Да блин, уж лучше бы мы надавали друг другу пощечин и разошлись, сочтя дело улаженным.
– А что, есть и такой вариант? – удивляется Асад. – Я бы посмотрел.
– Извращенец.
Он виновато разводит руками.
– А что? Какой американский парень с горячей кровью откажется посмотреть на драку девчонок?
Я прячу улыбку, притворяясь, будто ищу что-то в сумке.
– Не волнуйся, Ава. Многие на твоей стороне.
– У меня есть сторонники?
– О да. Я не видел таких споров в театральном кружке со времени стычки оркестра и певцов, а это было, когда я только пришел в эту школу. Сейчас многие уверены, что билеты должна была выиграть ты и что ты имеешь полное право остаться в театре.
При мысли о том, что все обсуждают, остаться мне или уйти, свело живот. Я здесь всего два месяца, если дело дойдет до выбора сторон, кто поддержит меня?
Я кое-как пережила утро, каждый раз при виде Кензи ожидая нападения. И когда выпускники принимаются кидаться кетчупом во всех, кто младше них, а те отвечают им бросками горчицы, я жду, что Кензи обольет меня со спины.
Однако этого не происходит. Кензи держится на расстоянии, и к концу дня я осознаю, что петиция – худшее, что есть у нее в арсенале.
После уроков Асад ждет меня у шкафчика, так что мне не придется идти в театральный кружок одной. Пайпер тоже присоединяется к нам, решив пропустить волейбол. Когда мы вместе, я чувствую себя сильнее. Кажется, все будет хорошо, и неважно, кто еще на моей стороне, ведь я могу рассчитывать на этих двоих, идущих со мной рядом.
Я почти убедила себя, что должна подойти к Кензи и посоветовать ей порвать эту несчастную петицию. Вдруг Асад останавливается у дверей актового зала и смотрит на телефон. Его лицо вытягивается.
– Что там? – интересуюсь я.
Асад пытается спрятать телефон, но я успеваю выхватить его.
На экране мое лицо.
Глава 31
Пайпер громко ахает.
На фотографии – мое лицо в потеках пунша. В одной руке у меня маска, а другой я утираю глаз, оттянув веко еще сильнее вниз, что уродует меня даже больше обычного.
Сдерживая слезы, я увеличиваю фотографию. Кто-то пририсовал мне черную остроконечную шляпу и слова «я таю, таю!». А ниже большими красными буквами написано: «Ты хочешь видеть эту злую ведьму в спектакле?»
Асад выхватывает у меня телефон и закрывает сообщение, что-то бормоча себе под нос, а я обессиленно опираюсь на кресло Пайпер. Мимо нас в зал идут ученики. Какой-то парень смеется, глядя в телефон. Заметив меня, он притворяется, что просто закашлялся, и поспешно скрывается в дверях.
Время снова замедляется, как и в тот момент, когда была сделана эта фотография. Окружающие смотрят на «тающее» лицо в своих телефонах, потом замечают меня и отводят взгляды. Я будто перенеслась в свой первый день в этой школе, когда все впервые увидели Обгоревшую.
– Кензи права. Я посмешище.
Асад машет телефоном у меня перед лицом.
– Это ничего не говорит о тебе, зато просто кричит о том, какая она.
– Но ведь смотрят-то на мое лицо, – возражаю я. – Она что, разослала его всем?
Асад признается, сообщение пришло с незнакомого номера всем, кто посещает театральный кружок. Всем, кроме меня.
Заместитель директора Линч выходит из актового зала с дежурным выражением лица «ищу того, кто сделал что-то плохое». Пайпер подъезжает к нему и демонстрирует фотографию на телефоне Асада. Линч трижды переводит взгляд с телефона на меня и лишь потом спрашивает:
– Кто это сделал?
– Кензи Кинг, – отвечает Пайпер. – Вообще-то, она воспользовалась новым номером, потому что злая, но не дура, но это точно она. Вы отстраните ее? Вы должны исключить ее из школы. У нас ведь действует политика нетерпимости?
Линч просит у Асада телефон и коротко кивает мне, призывая следовать за ним.
Мы идем в молчании. Он словно даже не замечает меня, пока мы не подходим к кабинету директора. Возле него на складном стуле сидит Кензи. Они уже знают? Откуда?
Скрывая неприязнь, Кензи выдавливает из себя улыбку. Мистер Линч просит меня подождать и уходит, оставляя наедине с Кензи и ее фальшивой приветливостью.
Мне хочется наорать на нее. Крикнуть, что это она злая ведьма, а не я.
Однако вместо этого я в лучших девчоночьих традициях широко улыбаюсь ей в ответ.
Так мы и сидим с улыбками, пока из кабинета не выглядывает мистер Линч. Он кивком приглашает Кензи войти. За дверью голос Линча повышается, раздается глухой удар, словно кто-то уронил книгу на стол, и Линч выходит. Его полное лицо покраснело, на лбу вздулась вена. Он куда-то уходит, а мистер Ди приглашает в кабинет меня.
