– Я здесь всего на неделю, верно?
– Да, на одну неделю. Через несколько недель у тебя премьера спектакля. Твои друзья из театрального кружка принесли воздушные шары. А твои старые друзья из прежней школы прислали твои любимые цветы – оранжевые и розовые герберы.
Я вспоминаю обо всех сообщениях, которые они присылали после моего отъезда. Я так и не ответила на них.
– Откуда они узнали?
– Ну, время от времени они со мной связываются. Они любят тебя, Ава.
На меня накатывает сонливость.
– Я, пожалуй, отдохну.
Кора сидит так тихо, что я не понимаю, здесь она или вышла. Я окликаю ее и в ответ слышу:
– Я здесь, солнышко.
В прошлый раз меня это раздражало – что Кора все время торчит у моей кровати, проверяет мое состояние, спрашивает, как я себя чувствую. Но теперь, каждый раз, когда я просыпаюсь, я радуюсь, что она рядом. Словно маяк в окружающей меня темноте.
Часы перетекают друг в друга без возможности различить темное и светлое время суток. Медсестра приносит болеутоляющее раз в четыре часа, и я безуспешно пытаюсь отследить время.
Порой Кора мимоходом упоминает, какое сейчас время суток. Она делала точно так же в прошлый раз, когда я впервые вышла из комы. На стене висела толстая стопка листов, и, очнувшись, я каждый раз видела дату и список операций, которые перенесла, пока спала.
Такое ощущение, что я никуда отсюда не уезжала. У кровати сидит Кора, в воздухе витает все тот же запах больничных антисептиков, смеси антибактериального мыла, латекса и оптимизма. Все те же приглушенные вскрики из «бункера». И вечное пиканье аппаратов в такт моему телу.
Вскоре дни тоже начинают таять. Пытаясь отвлечь меня, Кора читает вслух домашнюю работу по географии и рассуждает о том, что настало время подумать о выборе колледжа. Когда я становлюсь слишком тревожной, она включает «Волшебника страны Оз» и порой подносит к моему уху телефон, чтобы я слушала жизнерадостное мамино «Перезвони мне-е». Это все помогает. Но недостаточно.
Мысли ходят по кругу. Я вздрагиваю от каждого звука и паникую, когда мне кажется, что я осталась в одиночестве.
Темнота вызывает приступы клаустрофобии.
– Ну, как ты? – спрашивает Линда.
Судя по звукам и ощущениям, она меняет катетерный мешок.
– Нормально, а что?
Она касается моего лица салфеткой.
– Ты плачешь.
– Ох.
– До следующей таблетки остался час.
– Я не поэтому плачу. Не обижайтесь, но я просто ненавижу это место.
Линда смеется.
– Да какие могут быть обиды, милая моя. Через несколько дней ты вернешься домой.
Я киваю. В прошлый раз они то же самое говорили.
Дом.
Трижды щелкни каблуками…
Прошел год.
Я уже там?
Темнота застилает мое зрение и мой разум. Я вспоминаю ночь пожара, когда Сара сказала, что почувствовала какой-то запах и спустилась вниз, чтобы проверить. Отец с искаженным лицом бежит сквозь пламя, чтобы вытолкнуть меня из окна. Огонь вокруг, он заполняет легкие, поглощает меня.
Кора кладет влажное полотенце мне на лоб и говорит, что я кричала во сне.
Она читает открытку от Асада, раз пять заверив, что он не заходил и меня не видел.
«Надеюсь, твоя операция прошла просто ВОЛШЕБНО. Заметила, какой я остроумный? С любовью, Асад».
Кора вкладывает открытку мне в руки, и я держу ее, позволяя хорошим мыслям хлынуть сквозь темноту. Я не одна. У меня есть Асад. Друзья из театрального кружка. И даже сварливый мистер Линч.
И Пайпер.
Окруженная темнотой, я позволяю себе признать, как сильно скучаю по ней со дня нашей ссоры.
И вот однажды утром – судя по звукам развозимых тележек с едой и запаху яиц, это все-таки утро – она появляется в моей палате.
– Ава?
Не знаю почему, но я возвращаюсь к одной из своих тактик игнорирования: притворяюсь спящей и начинаю глубоко дышать. Врезавшись в ножку кровати, Пайпер останавливает кресло.
– Я хотела тебе кое-что сказать. Даже хорошо, что ты спишь, проще будет, – говорит она.
Я лежу тихо. Пайпер делает глубокий вдох.
– До твоего появления моя жизнь была отстойной. Ну, она и сейчас отстой, но наметился большой просвет. – Она делает паузу и тяжело вздыхает. – Ты права: после аварии я всех отталкивала. Это я оттолкнула Кензи. Но я знаю, что она винит меня в аварии, потому что вести машину должна была я. Я тоже виню себя.
Ее голос дрожит. Я чувствую, что должна что-то сказать, но не нахожу слов.
– Я порчу жизнь всем. Мои родители относятся ко мне так, будто я сломанный кусочек их идеальной головоломки. Друзья ненавидят меня. Я словно из касты неприкасаемых в школе и паразит дома, всегда нуждающийся в том, чтобы его носили и помогали. Знаешь, как еще называют людей с физическими недостатками? Неполноценные. Не Полноценные. И не сказать, что они всегда неправы. Но после встречи с тобой я впервые со дня аварии перестала чувствовать себя просто паразитом. В кои-то веки я ощущала радость, а не вину. – Голос Пайпер дрожит все сильнее, и она на миг умолкает. – В общем, я не пытаюсь управлять твоей жизнью, Ава. Просто помни, что ты нужна мне.
Пайпер наклоняется ко мне – я кожей ощущаю ее дыхание.
– И последнее, что я хочу тебе сказать. Возможно, тебе будет неприятно это услышать, но спящей ты притворяешься просто ужасно. Нет, правда, худшего имитатора сна еще поискать. Не представляю, как тебе вообще дали роль с такими актерскими способностями.
Я улыбаюсь, несмотря на все мои усилия сохранить каменное выражение лица.
Пайпер сжимает мою руку. Я сжимаю ее руку в ответ.
Я молчу – не потому, что не могу говорить, просто в этом нет необходимости.
Лучшим друзьям не нужны слова.
* * *
В конце недели доктор Шарп снимает швы.
– Да будет свет! – восклицает он.
Я часто моргаю. Из-за толстого слоя геля перед глазами все расплывается.
Свет падает на сетчатку, прогоняя темноту.
Сначала появляется доктор Шарп, затем широко улыбающиеся Гленн и Кора.
Доктор Шарп осторожно касается моего лица холодными пальцами, объясняя, что зрение улучшится, а краснота вокруг швов постепенно пропадет, но придется пользоваться гелем, который он мне даст.
– Помни, глаза у тебя одни, новые не отрастут.
Он протягивает мне маленькое зеркало.
Вспоминается, как я впервые увидела свое лицо после комы. Думала, будет как в тот раз, когда Сара толкнула меня на батуте и врачи наложили несколько швов на подбородке. Остался всего лишь маленький шрам.
