– Сто лет не помогала собираться для выхода на сцену, – признается она, даже не потрудившись вытереть слезу и поправить потекшую тушь.
– Я похожа на розовый флакон детского жаропонижающего, – ворчу я.
– Ты похожа на свою мать, – возражает Гленн.
Я приглаживаю розовые атласные оборки на платье, но они упорно топорщатся.
– Ага, как же.
Гленн в два широких шага подходит к нам.
– Еще как похожа, – говорит он. – Она точно так же светилась перед тем, как ты выходила на сцену. Ее глаза блестели, когда она смотрела на твое выступление. Сегодня у тебя точно такой же взгляд – ты очень похожа на нее.
Кора обнимает Гленна, а он обнимает меня. Мы – три разбитых сердца – жмемся друг к другу. Ковбойские сапоги топчут ковер, но это уже неважно.
* * *
В забитом до отказа зрительном зале Коре и Гленну все же удается найти места с левой стороны, не забронированные куртками и сумками. Кора напоминает, чтобы я улыбнулась ей, когда поднимусь на сцену, и теребит сумку – как будто я могу забыть, сколько там аппаратуры для создания воспоминаний.
Я ищу глазами Пайпер.
– Займите место для нее, – прошу я Кору, и та кладет фотоаппарат на соседнее пустое кресло.
– Думаешь, она придет?
Я киваю, невзирая на екнувшее сердце. Сегодня был тяжелый день, но Пайпер просто обязана прийти. Она нужна мне.
– Ава! – кричит и машет со сцены Сейдж, улыбаясь во все тридцать два зуба.
На ней костюм Дороти и красные туфельки – на репетициях все это носила Кензи. Спустившись, Сейдж подбегает ко мне.
– А, так ты все-таки отравила Кензи, коварная дублерша?
Заливисто смеясь, Сейдж обнимает меня.
– Еще лучше! – говорит она и оборачивается на Кензи, которая идет по проходу в джинсах и футболке. – После сегодняшнего Кензи призналась Тони, что это она разослала всем фотографию с твоим лицом, и они пошли к мистеру Ди. Было решено, что в этом году Кензи не будет играть в спектакле.
– Шутишь!
– Нет, – отвечает вместо Сейдж подошедшая к нам Кензи.
– Но ведь у тебя была главная роль.
Кензи пожимает плечами.
– Мы обе знаем, что я не заслуживаю ее. Я точно с ума сошла. Ты заняла мое место рядом с Пайпер, затем пришла в театральный кружок и… – Тяжело дыша, она умолкает. – Неважно. Мне не следовало рассылать ту фотографию. Я должна была поддержать и тебя, и Пайпер. Так, как ты поддержала ее сегодня. Ты – пример для подражания…
Я выставляю руки ладонями вперед.
– Не надо. То, что я выжила при пожаре, не делает меня примером для подражания.
– Я имела в виду то, как ты повела себя с Пайпер. Я поняла, что тоже должна поступить правильно.
Мне хочется сказать Кензи, что уже поздно, что ее поступок слишком незначительный. Но я молчу, потому что Кензи сейчас выглядит человечней – не то что несколько месяцев назад, когда она обнаружила меня за кулисами. В конце концов, кто я такая, чтобы не дать ей второй шанс.
– Все это в прошлом. Ты ведь сейчас стоишь здесь.
Кензи желает мне удачно выступить и удаляется. Вместе с ней, почти вприпрыжку, уходит и Сейдж.
Прежде чем отпустить меня на сцену, Кора делает чуть ли не двадцать снимков подряд, так что у меня даже щеки начинают болеть от улыбки. Она тянется, чтобы поправить мой парик, но на полпути передумывает.
– Все идеально, – говорит Кора и крепко, почти до боли, обнимает меня.
Подошедший Тони хлопает меня по плечу и кивает Коре и Гленну. Вид у него такой, будто у него от предпремьерного волнения вот-вот случится инфаркт.
– Ава, конечно, ваша дочь, но сегодня она моя Глинда, и мне нужно, чтобы она пошла за кулисы prontissimo
[27].
– Нет-нет, они мне не… – пытаюсь я пояснить и умолкаю, не договорив. – Это мои родные.
Перед уходом я напоминаю Коре о месте для Пайпер.
– Она придет, – уверяю я, и скорее себя, а не их.
За кулисами царит сущий хаос. Мимо меня пробегает полураздетый Железный Дровосек, вопя что-то о гриме. Злая Ведьма не может найти свою метлу, а Тотошка, роль которого исполняет самый настоящий пес, пописал на Страшилу и сбежал.
С бешено колотящимся сердцем я сквозь щелку в занавесе смотрю в переполненный зал. Погладив атлас платья, я провожу пальцами по бугристой коже лица и вцепляюсь в черную ткань занавеса.
Здесь меня и находит Асад.
– Земля – Аве! – Он машет рукой перед моим лицом. – Ты в порядке? Выглядишь так, словно вот-вот закричишь: «Спасите, тону!»
Его голос возвращает меня в реальность. Асад в черном с головы до пят – черная даже гарнитура. Ну прямо агент ЦРУ. В руках у него коробка с большим розовым бантом.
– Я безумно волнуюсь, – признаюсь я.
– Ну, не знаю, поможет тебе это или нет, но здесь сейчас некий татуировщик с кошмарным пучком на голове.
– Он пришел? – высунувшись из-за кулис, я ищу взглядом Габриэля.
Увидев меня, Кора вскидывает фотоаппарат и показывает на свою улыбку, напоминая мне тоже улыбаться. Место Пайпер рядом с ней до сих пор пустует. Габриэль машет мне с последнего ряда.
– Ну и ну, Ава Ли, маленькая шалунья, полная сюрпризов! Ты все-таки пригласила его!
– Почему бы и нет? – с нарочитым равнодушием говорю я, стараясь не обращать внимания на хитрую улыбку Асада. – Он был очень мил. И любит театр.
– Да-да, конечно, – протяжно произносит Асад.
Мои щеки горят от смущения, а нервы взвинчены до предела. Я бросаю еще один взгляд на полный зал. Неужели я действительно выйду на сцену?
– Скажи, я рехнулась, да? Выйти на сцену в роли прекрасной волшебницы?
Асад вытаскивает из уха наушник, и я слышу чей-то голос еле слышно бормочущий о перегоревшей лампочке за кулисами.
– Жизнь не похожа на мюзикл, Ава, но это твоя жизнь. Если не захочешь, никто тебя не заставит играть роль. – Он смотрит на меня в упор. – Так какую роль ты хочешь сыграть в своей жизни?
В зале Кора болтает с Гленном и проверяет камеру.
– Я не отступлю сейчас. Кора так ждет этого. И Тони столько работал…
– Забудь о них. – Асад резко задергивает занавес. – Чего хочешь ты?
Задумавшись, я смотрю в его глаза и вижу в черных зрачках себя – не шрамы, а просто себя. Чего же я хочу? И хотя в глубине души мне хочется сбежать отсюда, у меня есть точный ответ на этот вопрос.
– Я хочу петь.
– Так о чем тогда весь разговор? – Асад снова вставляет в ухо гарнитуру и, словно только сейчас вспомнив об этом, вручает мне коробку. – Чуть не забыл. От Пайпер.
