– Что случилось? – спрашиваю, несколько успокоенный тем, что не попал в параллельную реальность.
– Вчера ночью у нее резко поднялась температура, – говорит мне Джои. – Безопаснее было отселить тебя, а не Флору. Так меньше шансов распространить вирус.
– Значит, вы, ребята, просто накачали меня и перевезли… пока я спал? – саркастично спрашиваю я.
– Ага.
– Хм, а это законно?
– Да, потому что ты – несовершеннолетний и твоя мама дала согласие, – любезно отвечает Джои. Он проверяет мне температуру, давление, пульс и записывает результаты.
– Джои! – зову, прежде чем он успевает выйти. Джои оборачивается, глядя все с той же скукой. – Передашь привет?
Он ухмыляется, но ничего не отвечает и уходит.
50. Флора
Мы с Оливером смотрим друг на друга через коридор. Он показывает мне пальцы вверх, что выглядит несколько странно, но мило. Так приятно видеть его, хотя и необычно находиться так далеко. Вдруг понимаю, как привыкла к тому, что Оливер постоянно рядом.
Прокручиваю свои сообщения и нахожу фотку Оливера, которую запостила с самым первым тегом: «#карантинейджер». Смотрю на это фото, на эти прохладные, словно ветер, глаза. Вспоминаю, какими мягкими были его волосы, когда я отводила их от лица.
Кажется, прошла уже тысяча лет.
Пишу ему: «Извини. Надеюсь, у вас с Келси все хорошо».
Оливер подскакивает, получив мое сообщение. Он читает его, потом смотрит на меня в растерянности. Приходит ответ: «Да, все нормально. Ты в порядке?».
«Лучше не бывает», – пишу и начинаю рассказывать о том, как хочу помочь ему со всеми этими делами из руководства для парней и что все случившееся – лишь досадное недоразумение, как вдруг мой телефон жужжит уведомлениями. Закрываю все чаты и вижу, что нас с Оливером отметили на видео.
Видео? Я точно нигде не могла попасть на видео. И вряд ли моя мама или мама Оливера снимали нас, пока мы спали. Щелкаю на видео, и открывается запись. Хотя тут особо не на что смотреть, потому что запись сделана в сумке Келси во время ее вчерашнего визита.
51. Оливер
Сначала смотрю видео в растерянности. Разговор кажется знакомым. Потом понимаю, что он кажется знакомым потому, что состоялся вчера. Останавливаю запись, чувствуя легкую дурноту, и совсем не из-за того, что я в больнице.
Закрыв видео, поднимаю взгляд на Флору, но она сидит с опущенной головой, глядя в телефон. Наблюдаю, как обрушивается волна комментов:
«#карантинейджеры целовались!
Мы знаем имена #карантинейджеров! Флора и Оливер.
Может быть, маме Оливера нужно к #карантинейджерам, чтоб успокоить нервы?
Бедная Келси! #карантинейджеры.
Келси должна порвать с Оливером. Его мать психичка, и ему явно нравится Флора #карантинейджеры.
А Оливер поцелует Келси, чтоб она тоже заболела? #карантинейджер.
Оливер может подарить мне заразный поцелуй. #карантинейджер.
Один из #карантинейджеров болен!
Флора заслуживает это за то, что пыталась встать между Келси и Оливером. #карантинейджер.
#КомандаКелсер #карантинейджер.
#КомандаФлоривер #карантинейджер».
Флора наконец поднимает голову с ошарашенным выражением лица. Она все еще качает головой, когда в палату входит ее мама, в руках которой куча сиропов от кашля, носовых платков и чая. Несколько минут спустя Келси вальсирует по коридору, а затем – в мою палату.
Келси улыбается, и это уверенное выражение лица возвращает меня на каток в Проспект-парке.
– Привет, Оливер, – спокойно и официально говорит она, протягивая руки. Я медленно встаю с постели, чтобы обнять ее, но что-то в этих объятиях кажется знакомым, напоминает о том, как обнимал меня раньше кое-кто другой.
Я быстро отстраняюсь. На ее лице написано сочувствие, а я все думаю об объятии… Так люди обнимали меня на похоронах отца. Они… утешительные. Келси сжимает мне плечо, и я вспоминаю, как двоюродная тетя Берта делала так же.
– Тебе, должно быть, тяжело, что Флора теперь больна, – говорит она тем же спокойным тоном.
– Тяжело, – соглашаюсь я и встряхиваю головой, пытаясь избавиться от транса, в который она меня погрузила. – Но зачем ты сделала это? Как ты могла так поступить? Теперь эти незнакомцы пишут обо мне, о тебе, о Флоре, о нас. Это просто… фу! Моя мама взбесится! – Я вдруг понимаю, что похож на шестилетнего плаксу, но мне плевать.
Она удивляется.
– Сделала что?
– Выложила то видео! – чуть не ору, хотя я даже не знал, что умею орать.
– Ах, это? – говорит она, небрежно отмахиваясь. – А что такого? Я сделала видео, как знакомлюсь с мамой своего парня.
– Что такого? – рявкаю. – Из-за него моя мать выглядит чокнутой! Кажется, будто она нападает на тебя. И ты рассказала людям, незнакомцам, что Флора больна. Рассказала обо мне такое, что…
– Ну, может, кажется, будто она на меня нападает, потому что так оно и было, – обрывает меня Келси.
Я все жду кульминации. Такое чувство, словно… я схожу с ума.
– А команда Келсер? Команда Флоривер? Ты серьезно?
– Ах, это? Так забавно, что люди считают, будто у нас тут какой-то любовный треугольник. Полная глупость, мы же с тобой встречаемся! Меня это не беспокоит, вся эта драма – просто спектакль. Все знают, что мы принадлежим друг другу, – небрежно говорит она.
Келси не ждет моего ответа. Я все еще слишком шокирован тем, что людям больше нечем заняться, кроме как соединять мое имя с чьим-то еще. Слишком шокирован тем, что кто-то считает, будто я могу быть частью какого-то любовного треугольника.
И в какой я команде: Флоривер или Келсер?
– Разве ты не думаешь, что мир должен знать, как нам трудно? – спрашивает она.
– Нам? – пытаюсь сосредоточиться на ее словах.
– Все работает против нас. Ты – на карантине. Твоя мама не одобряет наших отношений. Соседка по палате – угроза твоему здоровью. Идеальный сюжет, не так ли?
– Что? – спрашиваю растерянно.
– Готова поспорить: Ромео и Джульетта хотели бы иметь возможность рассказать людям, как несправедливы их родители. Но они не могли, – ответила она с многозначительной улыбкой, – а мы можем.
Когда она говорит «Ромео», вспоминаю о Джои, и это заставляет меня подумать о Флоре. Смотрю через коридор, но Флора разговаривает с мамой.
– Прошлое – в прошлом, Оливер, – говорит Келси и снова сжимает мое плечо. – Но я вижу, что ты очень беспокоишься. Я удалю видео. – Она возится с телефоном и говорит: – Сделано!
