И говорит:
— Мне через двадцать минут надо быть в суде. Кофе с собой самому варить?
Я встаю, старательно сдерживаю глупую счастливую улыбку и отвечаю:
— Я сделаю. Большой американо, одна ложка сахара?
— Как обычно, — улыбается он мне краешком губ.
— Как обычно, — повторяю я.
* * *
— Уважаемые пассажиры! Фирменный поезд номер кыр-пыр-фыр сообщением пррр-тщщщ-кррык прибывает на второй путь, платформа номер два.
— Какой-какой? — кричит Сонька, заглушая объявление о длительности стоянки и нумерации вагонов, и поспешно запрыгивает с утомительного летнего солнцепёка в тень от здания вокзала.
— Не ваш, — отвечает Матвей, опуская две тяжёлые сумки на асфальт, и мы быстренько наваливаем сверху неровную горку из рюкзаков и пакетиков. — Ваш только через двадцать минут.
— А где водичка? — тут же интересуется Сонька, ковыряясь в нашей поклаже.
Мы принимаемся ковыряться все вместе, но секунду спустя Матвей восклицает:
— Блин, во я дурак! Забыл пакет с хавчиком в машине!
— И впрямь дурак, — соглашается Сонька. — Это же самый важный пакет.
— Я сбегаю.
— Я с тобой! — Сонька вкладывает ладошку в руку Матвея, за последний год заметно раздавшегося в плечах и превратившегося из худосочного юноши в крепенького мужичка, и кричит мне через плечо: — Сторожи вещи!
— Твои купальники в безопасности! — смеюсь я ей в ответ, приваливаюсь спиной к холодной каменной стене вокзала и закрываю глаза.
Скоро я увижу море.
Заслужила. И заработала, буквально заработала. Бессонными ночами за написанием статей, почти дотянувших меня до топа исполнителей на фриланс-бирже. Выходными на ногах в футболке промоутера, раздавая листовки и завлекая прохожих на уникальные скидки на что-то там ненужное или дегустацию колбасы. Свободными минутами в библиотеке, готовясь к семинарам и экзаменам и снова выходя на повышенную стипендию. Нервы к концу третьего курса стали ни к чёрту, но я научилась бороться со стрессом сигаретами и выгрызла-таки себе каникулы. Неделя в Сочи с Сонькой, которая добавила к моим гонорарам денежный подарок от родителей на свой день рождения, и мы купили билеты на поезд. На комнатушку у какой-нибудь приморской бабульки и местные помидоры — такие, чтобы лопались от укусов, разбрызгивая приторный сок по одежде — тоже осталось.
Матвей рыпнулся было с нами, но мы настояли на формате «только девочки», и он не успел обидеться, потому что батя подарил-таки ему свою старую «четвёрку» с условием обязательных огородных работ до конца лета, и Матвей никогда раньше так не радовался поливке и прополке.
Обещанный поезд номер кыр-пыр-фыр всё-таки прибывает, из него стройными колоннами вываливаются люди и начинают двигаться по платформе в разные стороны. Кто-то бежит через пустой путь за водой и пирожками, кто-то тащит сумки в подземный переход, кто-то просто разминает ноги. Я достаю из кармана сигареты, прикуриваю и принимаюсь разглядывать пассажиров.
Вот женщина выволакивает из вагона огромный чемодан и двоих детей. Ей навстречу несётся маленькая старушка в соломенной шляпке, набрасывается с объятиями и поцелуями, протягивает стаканчики с подтаявшим мороженым. Наверняка бабушка, к которой привезли внуков на каникулы, и она прямо сейчас готова избаловать их своей безграничной бабушкиной любовью.
Вот длинноногая дева в светлом сарафанчике. На лице макияж, волосы завиты в аккуратные локоны. Оглядывается по сторонам, высматривает кого-то в толпе. Приехала к жениху, иначе как объяснить столь неподобающий душному поезду вид. Надеюсь, он её встретит. Надеюсь, у неё всё будет хорошо.
А вот два парня в военной форме вышагивают по платформе. Один короткий и страшненький, второй высокий, подтянутый, смуглый, темноволосый, кареглазый — невероятно хорош собой. Не представляю, куда они идут, но хоть бы ко мне.
Проходя мимо, один из них и впрямь сбавляет шаг. Жаль, что короткий и страшненький.
— Девушка, зажигалкой угостите? — говорит он, доставая из-за уха сигарету.
Я ещё секунду провожаю тоскливым взглядом красавца, разочарованно вздыхаю и протягиваю парню затёртый «Крикет».
— Как зовут? — спрашивает он, прикурив.
— На улице не знакомлюсь.
— Так мы же не на улице, а на вокзале, объекте транспортной инфраструктуры федерального значения. Тут можно, — возражает он и широко-широко улыбается в тридцать два зуба.
И я понимаю, что вовсе он не страшненький. Наоборот, даже симпатичный. Подумаешь, что чуть ниже меня. Зато улыбается так, что глаза превращаются в премилые щёлочки, и хочется срочно улыбнуться в ответ.
И я улыбаюсь.
— Уезжаешь куда-то? Или приехала?
— Еду с подружкой на море.
— Классно. А я вот дембельнулся.
— А что не встречает никто?
— Ты вот встречаешь. Мне достаточно.
— Серый! — кричит смуглый красавец, топчущийся на месте метрах в десяти от нас. — Опоздаем!
— Рядовой Никита Серов, — представляется мой улыбчивый собеседник.
— Студентка Ася Романова, — отзываюсь я.
— Когда вернёшься, Ася Романова?
— Через десять дней.
— Понял, — кивает он. — Увидимся.
Я вопросительно трясу головой, но он уже уходит, догоняет своего спутника, а потом оборачивается и ещё раз широко мне улыбается.
И я снова улыбаюсь в ответ.
Уже в поезде я рассказываю Соньке про рядового Никиту Серова, мы обсуждаем его пару минут, смеёмся, а потом я про него напрочь забываю. Потому что море, солнце, пальмы, горячая галька, серпантины на гору Ахун, тысяча часов в сочинском дендрарии, порвавшиеся от долгих прогулок босоножки, спелые фрукты и домашнее вино. И когда мы возвращаемся домой, загорелые и расслабленные, и, позвякивая дешёвыми браслетами из ракушек, складываем перед встречающим нас Матвеем свои сумки, я искренне удивляюсь, заметив на платформе Никиту с большим букетом чайных роз.
Подхожу к нему, окунаю лицо в бархатные лепестки и довольно щурюсь.
— Десять дней было вчера, — говорит он мне, поднимая очки-авиаторы на русый ёжик волос и улыбаясь.
— Я гуманитарий, — признаюсь я, пожимая плечами. — У меня плохо с цифрами.
— А мне пришлось покупать второй букет, потому что первый умер. И ночевать на вокзале.
— Что, ради меня? — ахаю я.
— Ради тебя, — подтверждает он. — И теперь ты должна мне свидание.
