Подождите, что?
Что она сейчас сказала?
Тяжело опускаюсь на пол, цепляюсь пальцами за выдвинутый ящик комода и, наплевав на все правила приличия, подслушиваю разговор дальше. Но после череды приглушённых «Нет», «Нет», «Я не знаю», «Мама, нет» Варя замолкает, и в квартире повисает гнетущая тишина.
Дожидаюсь, когда сердце перестанет колотиться в горле, и, оставив вмятины от ногтей на мягкой мебельной сосне, встаю и иду в гостиную.
Варя сидит на краешке дивана, крутит в руках телефон, глаза закрыты, плечи опущены, на бледном лице отчётливо видны тёмные точки веснушек. Маленькая, съёжившаяся, словно летняя ромашка, беспечно росшая вдоль дороги, пока кто-то на неё случайно — или намеренно — не наступил.
— Варь? — тихо зову я, и она распахивает глаза, поднимает на меня взгляд.
Пытается улыбнуться, но получается криво, вымученно, неестественно.
— Варь, ты беременна? — спрашиваю я.
Она долго смотрит на меня, молча и затравленно, а когда моё сердце почти возвращается на своё привычное место в горле и каждый вздох становится до боли невыносимым, Варя говорит — медленно, чётко произнося каждое слово:
— Абсолютно точно нет.
— Но я… — Прижимаю стопку постельного белья к груди и откашливаюсь. — Извини, но стены тонкие, и дверей, как ты заметила, нет, поэтому я случайно услышала, как ты…
— Это мама, — поясняет Варя. — Она настаивала, чтобы я сказала Пете, будто беременна. Тогда, по мнению мамы, он был бы вынужден на мне жениться, а дальше… Она бы ещё что-нибудь придумала. Она всегда придумывает.
Варя тяжело вздыхает, до тихого хрипа, в котором я мгновенно слышу хорошо знакомую мне хворь. Опускает глаза, но тут же снова смотрит на меня и говорит:
— Я бы никогда так не поступила, Ась.
Если возможно за секунду проникнуться неприязнью к совершенно незнакомой женщине, к чьей-то чужой матери, то моя секунда случается сейчас. Потому что невозможно не прочувствовать ту невидимую чудовищную силу, с которой она прошлась по цветочной нежности Вари. Неужели в мой список людей, не знавших настоящей родительской любви, пора добавлять ещё одно имя?
Я киваю, Варя кивает в ответ, и этим мы словно скрепляем зарождающееся между нами доверие.
— Хочешь чего-нибудь? — спрашиваю. — Чая, может?
— Нет, спасибо. Если ты не против, я бы, наверное, хотела прилечь…
— Да, конечно, — протягиваю ей постельное бельё. — Одеяло и подушки в диване. Ты зови, если потребуется помощь.
Возвращаюсь в спальню, ложусь на кровать и не замечаю, как наступает утро. Потому что всю ночь давно изгнанные демоны вновь царапают когтями грудь, оставляя рдяные отпечатки лап на стенах. А перед глазами стоят крошечные веснушки на бледном лице одной хрупкой девочки, такие контрастные, словно осколки чёрного венецианского стекла в белом терраццо. И щиколотки спаивает тонкая струйка морозного воздуха с балкона, будто ледяная морская пена на том далёком берегу, где потерялся один маленький мальчик со шрамами на теле. Ненужные, недолюбленные, навеки раненые, пытающиеся с этим жить.
— Привет, — говорю я, когда после долгого утреннего душа, призванного убить ночные кошмары и даровать хоть каплю бодрости, захожу на кухню и вижу там Варю в трикотажном платье и моём фартуке, о существовании которого даже я сама забыла, много месяцев назад повесив его на крючок между окном и холодильником.
Варя энергично вытирает плиту, но, заметив меня, замирает и виновато сминает пальцами тряпку.
— Доброе утро. Я хотела сварить кофе в турке, но я его обычно не пью и варить не очень умею, поэтому вот. Он убежал. Но я почти всё оттёрла!
— Ничего страшного, — улыбаюсь я. — У меня он тоже регулярно убегает.
— На всякий случай я ещё заварила свежий чай. И завтрак приготовила.
Так вот что так настойчиво беспокоило меня последние пятнадцать минут! Запах еды, которая, к сожалению, не умеет появляться в моём доме самостоятельно, последний раз она выкинула такой фортель… очень давно, почти год назад, в другой жизни.
— Варь, ты же знаешь, что ты не обязана? — всё-таки напоминаю я.
— Мне захотелось, — пожимает она плечами. — В холодильнике у тебя негусто, правда. Я зайду сегодня в магазин.
— Ой, вот это ты точно не обязана делать. Я после работы заскочу в…
— Нет-нет, позволь мне! Пожалуйста. В качестве благодарности. А пока я нашла у тебя яйца, поэтому…
Варя поднимает крышку сковороды, на которой дымится нереальной красоты пышный омлет, и я шумно сглатываю слюну.
— Садись! — улыбается она. — Я наложу.
И когда на столе передо мной возникают тарелка с омлетом, блюдце с запечёнными в духовке сырниками и чашка чая, я решаю, что совершенно точно не зря позвала Варю к себе жить. А после первой отправленной в рот вилки эта женщина так вообще начинает мне нравиться.
— Это божественно! — хвалю я.
— Это всего лишь омлет, — смущается Варя, усаживаясь со своей тарелкой напротив.
— Если ты можешь превратить такое простое блюдо в пищу богов, боюсь представить, что случается, когда на тебя находит кулинарное вдохновение.
— Ничего особенного же, все девушки готовят…
Откладываю вилку и пристально смотрю на Варю.
Ну привет, женская гендерная социализация, давно не виделись. Хорошие девочки должны всегда быть нежными и чуткими, образованными, привлекательными внешне, интересными мужу, но ни в коем случае не интереснее мужей. Хорошие девочки держат дом в чистоте, готовят обеды и не делают аборты. Хорошие девочки отправляются на небеса. О том, что плохие отправляются туда, куда захотят, женщинам не рассказывают. Вот и Варя убеждена, что все девушки готовят, это само собой разумеющееся и не достойно особой похвалы.
— Не все, — говорю я. — А если у тебя это прекрасно получается, это твоя сверхспособность, и ты можешь ей гордиться. Я вот ненавижу готовить, даже суп не могу сварить без приключений. В последний раз сломала все пальцы, пока отколупывала фольгу от замороженного сырка, а потом практически утопила в кастрюле бумажную салфетку, которая прилипла к крышке, а я не заметила. А ведь говорят, — тоскливо вздыхаю я, уперев подбородок в ладонь, — что хороший суп — это приворотное зелье, эх…
— Неправда, — улыбается Варя.
— Зато я делаю очень классные оладушки, — хвастаюсь я, решая всё-таки немного реабилитироваться в глазах искусной хозяйки. — Я королева оладушек!
— Угу, — как-то слишком поспешно соглашается Варя, а потом прыскает и прикрывает рот рукой.
И я вспоминаю, что видела она мои оладушки, было дело.
И дым разгоняла.
И наверняка угольки из сковородки выкидывала.
— Даже в королевстве оладушек бывает непогода, — буркаю я.
