— Варь, Соня интересуется, чем питаются эльфы, — поясняю я, хихикая.
— Эльфы? — хлопает глазами Варя, с трудом отрывая взгляд от Сонькиной футболки Iron Maiden с эффектными дырками на горловине и кромке.
— Селёдку будешь? — вопросительно вскидывает бровь Сонька, вытащив из пакета баночку филе в винной заливке.
— Б-буду, — кивает Варя.
— Вот и славненько, — довольно хмыкает Сонька.
— Только не говори, что ты ещё и водку принесла, — смеюсь я.
— Обижаешь! — расплывается в улыбке Сонька и достаёт из пакета последние дары — бутылку текилы и несколько ярких шариков лаймов.
А потом с чувством выполненного долга плюхается на стул у окна: мол, я хлеб принесла, с вас зрелища. Перевожу взгляд на Варю, и она тут же выпускает из пальцев поясок платья, с энтузиазмом подхватывает колбасу и достаёт из шкафа разделочную доску и нож.
— Варь, ты всё очень красиво подготовила, — всё же говорю. — Просто…
— Просто я так давно не была на девичниках, что мои знания ограничиваются женскими мелодрамами на канале «Россия 1», которые смотрит моя тётя, — поясняет она.
— Однако в реальной жизни мы едим человеческую еду и болтаем обо всём на свете, — вклинивается Сонька. — А не только пенисы обсуждаем.
Замечаю, как Варя бледнеет до проступивших яркими точками веснушек, в потом поворачивается к нам, несколько секунд медлит с ответом и наконец произносит:
— Очень хорошо.
И коротко, но довольно улыбается. И мы улыбаемся в ответ.
Сонька умеет быть разной: жёсткой стервью и милым дружочком. И при этом подход она может найти к кому угодно, потому что клёвая. И вообще — топовая падра. Поэтому я не удивляюсь, что через каких-то полчаса они с Варей уже активно смеются и даже вместе поют «Вуле ву куше авек муа»[2]: Сонькино знание французского не далеко ушло от моего, но почерпнуто было, очевидно, из других источников.
За вечер мы обучаем Варю правильной технике распития текилы: выдохнуть, лизнуть соль, выпить, обязательно ещё раз выдохнуть, а только потом заесть лаймом. Ещё обсуждаем, в чём преимущества менструальной чаши, как выбрать идеальный тон красной помады, есть ли у нас возможность повлиять на вырубку тропических лесов и можно ли утонуть в фонтане бессмертия.
И вот только после этого Сонька лохматит пальцами свои серебристые волосы и спрашивает:
— Ну как там у вашего Морозова дела? Поделили?
Показательно закатываю глаза и с упрёком смотрю на неё.
— Не, ну чё ты начинаешь? Нормально же общались.
— Чепчики в воздух бросили, тест Бехдель прошли, теперь можно и пообсуждать то, что, по мнению мужиков, мы только и обсуждаем на девичниках, — мужиков то есть. К тому же сколько можно игнорировать слона в комнате?
Поворачиваюсь к Варе, рассчитывая прочитать на её лице замешательство или даже смущение, но, к моему удивлению, она совершенно безэмоционально крутит двумя пальчиками пустую стопку на столе: два раза в одну сторону, один раз в другую.
— Варь, не слушай её, — пытаюсь смягчить острые углы я. Хотя на самом-то деле…
На самом деле, я тоже видела этого слона в комнате.
— Мне иногда кажется, что моя мама любила Петю больше, чем я, — вдруг говорит Варя.
_____
[1] Лихолесье — выдуманный лесной массив, место обитания эльфов в легендариуме английского писателя Джона Рональда Руэла Толкина.
[2] «Вуле ву куше авек муа (се суа)» — французская фраза, ставшая популярной благодаря песне Lady Marmalade американской группы Labelle и многочисленных кавер-версий на неё. Перевод: «Не хотите ли вы переспать со мной (сегодня ночью)».
Открываю рот, чтобы то ли остановить поток необязательных откровений, то ли задать семьдесят пять уточняющих вопросов, но Сонька ловит мою руку, призывая промолчать. Секундная пауза, и Варя продолжает:
— Она растила из меня идеальную жену. Музыкальная школа, иностранные языки, библиотеки, уроки домоводства. Платья, маникюр, покорная улыбка. По маминому плану, я — спортсменка, комсомолка, красавица — должна была отхватить завидного жениха и… Собственно, всё, остальное неважно. Главное — удачно выйти замуж. То, что мне хотелось строить карьеру, путешествовать, увидеть, в конце концов, Париж и умереть, её никогда не интересовало. Замуж, замуж, замуж, надо замуж.
Варя резко, даже раздражённо выдвигает стопку на середину стола, и Сонька тут же хватается за бутылку, чтобы наполнить толстодонную рюмку-кабальито.
— Только вот с парнями не складывалось. Мама перезнакомила меня с сыновьями всех своих подруг и коллег. Конечно, только с теми сыновьями, которые, по её мнению, были достойными кандидатами. Но они оказались такими… не такими. Поверхностными, грубыми, отталкивающими. Мама говорила, что он хороший, терпи, а мне было тошно. Да так, что мечтала сбежать от этого человека, от мамы, из города! И сбежала — сюда, поступила в магистратуру. Хотела в Москву, но мама меня не отпустила, представляете? И это в двадцать два года! Там, говорит, мошенники, маньяки, алкоголь, наркотики и беспорядочные половые связи.
Варя усмехается каким-то своим воспоминаниям, уверенно и будто с обидой или даже злостью опрокидывает в себя стопку текилы и невольно морщит чудный эльфийский носик.
— Переехала под крылышко к тёте Лиде, маминой сестре, которая тут же принялась сватать меня местным женихам. А когда жизнь стала совсем невыносимой, появился Петя. И спас меня.
Плавным движением откидываюсь на спинку стула, отвожу взгляд от Вариного лица, нахожу глазами собственные руки, лежащие на коленях, и с напускной деловитостью начинаю отколупывать лак с ногтей. Просто это… не знаю, больно? Слышать, что мужчина, которому я отдала часть сердца, был с другой женщиной. Пусть давно, пусть всё прошло, пусть он сам пришёл ко мне потом. Может, поэтому я так упорно и старалась не замечать слона в комнате?
— Мама одобрила Петину кандидатуру, даже пришла в восторг, потому что он устраивал её по всем пунктам. Мы довольно быстро съехались, мне было хорошо с ним, легко, интересно, комфортно. Только он… Он так и остался для меня спасителем, верным другом, надёжным плечом. Но не… Знаешь, почему многим мужчинам нравятся француженки? В чём секрет того самого шика? В небрежности. В нестандартности. А я не такая. Я не француженка. Я могу вежливо улыбаться, могу поддержать беседу на тысячу тем, могу идеально отгладить рубашку и приготовить сложный вкусный ужин. Но во мне нет… не знаю, харизмы? Огня? Того, что есть в тебе. Поэтому я не удивилась, когда у Пети появилась ты.
Отрываюсь от ногтей и встречаюсь взглядом с Варей.
— Я статуя. Неплохо вылепленная, признаю, но скучная. На меня можно полюбоваться в музее, запомнить имя скульптора, чтобы потом пробежаться глазами по статье в «Википедии». Но не более. А ты живая. Делаешь ремонт своими руками, увольняешься, когда тебя что-то не устраивает, превращаешь хобби в бизнес. Не стыдишься того, что не умеешь готовить. Не падаешь в обморок, когда слышишь матерное слово. Не переживаешь о том, достаточно ли привлекательно выглядишь. А помнишь, как на прошлой неделе мы отвозили ёлки из суккулентов твоим заказчикам из галереи, а там был день открытых дверей, и нас пригласили остаться? Я бы отказалась, а ты потащила меня за руку, и целый час мы расписывали пряники и танцевали народные танцы, пока не пришло время бежать на работу. Или как ездили за продуктами, но забили половину тележки страшнейшими цветами из отдела уценённых товаров? Я бы в жизни на них не посмотрела, а ты с такой любовью называла их малышиками и шептала, что теперь у них всё будет хорошо, думая, что я не слышу. Или как дома ты целый день пьёшь кофе из одной огромной чашки — у неё даже имя есть, Герман! — и к вечеру по количеству чайных ложек можно определить, сколько в тебе порций. Миллион мелочей, которые делают тебя тобой — нестандартной, по-французски небрежной и очень интересной.
