– Нет.
– Почему убили тех двоих?
Я вздрогнул, поднял взгляд на спокойно изучающего меня инквизитора и чуть нервно дёрнул головой:
– Я не убивал.
– Хорошо, – не стал настаивать тот. – Вам были знакомы эти двое?
– Да, один.
– Назовите.
– Ситрий, демонолог с первого курса, вроде бы виконт.
– Понятно… – взгляд инквизитора стал острее, а я тяжело вздохнул. Следующий вопрос можно было предугадать.
– У вас были с ним конфликты?
Я вздохнул ещё тяжелее, но врать не решился.
– Были.
– Так почему вы убили тех двоих?
– Да не убивал я!
– Потише, – Амнис выпрямился, отвлекаясь от бумаги перед ним, положил перо, сцепил ладони в замок. – Это пока вопросы. Но давайте я всё же обрисую имеющиеся у нас факты. Убиты двое благородных, как минимум один из которых является учеником магической академии Карна. Рядом с их останками находятся ещё один ученик академии и преподаватель. Экспертно установлено, что в проулке пребывала также сущность не менее чем пятого класса опасности, которая при появлении мага первой категории Глушакова скрылась в неизвестном направлении. Вот только на тот момент всё было уже кончено, а значит, старшего преподавателя академии можно из числа подозреваемых исключить. Можно было бы исключить из этого числа и вас – ведь сущности пятого класса неимоверно опасны и действительно могут послужить причиной смерти даже сильных одарённых, – однако этому мешают два больших «но». Во-первых, тот факт, что вы совершенно не пострадали, и во-вторых, экспертно установлено, что именно ваш чрезвычайно редкий для мужчин дар к проклятьям послужил причиной их гибели.
– Это не я, – окончательно поникнув, глухо произнёс я.
Ситуация, очевидно, была не в мою пользу. Факты-то железобетонные, а в мою защиту – только лишь мои собственные слова. «Что же делать, как же быть?..»
– Пока все факты против вас, – констатировал старший инквизитор.
Чуть отстранённо я подумал: «Странно, что он ещё не перешёл от слов к пыткам». Впрочем, под словом «инквизиция» могла скрываться и совсем иная структура, с другими понятиями и подходом к делу. Недаром же у них тут ведьмы на зарплате.
– Можно я расскажу, как всё было? – без особой надежды попросил я, но Амнис внезапно сделал приглашающий жест рукой и, снова взяв перо в руки, выжидательно уставился на меня.
Я постарался собраться с мыслями, а затем начал:
– Крик. Сначала я услышал крик…
Говорил я недолго, однако постарался максимально точно и чётко описать происходившее, каким-то шестым чувством понимая, что от этого может зависеть не только моя свобода, но и жизнь. Как их увидел, что сказал – рассказывал всё, вплоть до личных ощущений и мыслей.
Инквизитор увлечённо записывал за мной, в некоторых местах хмыкая, а в некоторых даже приговаривая: «Та-ак?!» Но стоило мне выдохнуться, как он, поставив жирную точку, произнёс:
– Очень интересно. И всё-таки… почему вы убили этих двоих?
– Ну я же рассказал…
– Да. Прекрасно всё изложили – подробно, обстоятельно, я практически видел это перед глазами. Вот только…
– Вы мне не верите… – я с силой потёр лицо ладонями. Застыл, прижимая их к щекам. Отняв через несколько секунд, устало произнёс: – Я даже не знаю, что вам ещё сказать, чтобы вы поняли, что я их не убивал. Я просто атаковал это существо тем единственным, что умею – сырой силой.
– Которую оно использовало для убийства двух человек, двух одарённых. Вы не задумывались, что в том случае, если мы вам поверим, то вы всё равно, пусть даже и косвенно, виновны в их гибели?
– Задумывался, – глухо ответил я. – Но я искренне хотел помочь.
Тут в допросную ввалился стражник – я не запомнил того, что ранее ушёл, и не мог сказать, он ли это или другой – и, подойдя к инквизитору, что-то зашептал тому на ухо.
Кивнув пару раз, Амнис снова посмотрел на меня, а затем, свернув бумагу в трубочку и перевязав нитью, вдруг сообщил:
– Что ж, на сегодня, думаю, достаточно. Однако вы всё ещё находитесь под подозрением и можете понадобиться Инквизиции, а потому до особого распоряжения вам запрещено покидать пределы города Танарис.
«Я свободен?» – эта удивительная мысль сначала робко, а затем всё сильнее стала долбиться в мой измученный произошедшими событиями и допросом мозг, и я, подняв голову, изумлённо взглянул на старшего инквизитора.
А тот снисходительно улыбнулся и, достав откуда-то из-под стола молочно-белый шар, похлопал по нему, спрашивая:
– Вам знаком подобный артефакт?
Я отрицательно качнул головой, всё ещё переваривая ошеломляющую новость, а инквизитор между тем объяснил:
– Это очень эффективный магический прибор, тонко улавливающий, когда допрашиваемый лжёт. Обмануть его можно, но подобные умельцы слишком хитры, чтобы так примитивно попасться. И поскольку за всю нашу беседу он ни разу не поменял цвет, значит, вы, по крайней мере, были свято уверены, что говорите правду – даже когда сказали, что хотели помочь тому, к кому ранее испытывали неприязнь.
Амнис встал и, проследив, как встаю я, добавил:
– Инквизиция всегда учитывает искренность допрашиваемого, и хоть подозрение с вас окончательно не снято, но поводов для содержания вас в тюрьме на время предварительного следствия я не усматриваю. Ваши вещи в соседней комнате, вас проведут.
Он жестом указал на дверь, и я на подрагивающих ногах прошёл мимо стражников и трёх хмурых ведьм к выходу. Мне до последнего казалось, что это какой-то злой розыгрыш инквизитора – дать мне надежду, а затем жестоко её отобрать. Но всё обошлось, и переодевшись обратно в дарёную мне Глушаковым одежду, я, ведомый стражником, наконец покинул мрачные инквизиторские застенки.
* * *
Выйдя под окончательно очистившееся от облаков звёздное небо, я вдохнул полной грудью запахи ночного города, в которые примешивался лёгкий солёный привкус моря, и облегчённо, с шумом выдохнул, совершенно не стесняясь стоящей рядом стражи.
– Иди давай, – буркнул один из бывших моих конвоиров и лёгким толчком отправил меня в сторону темнеющих ворот.
После мрачных подземелий даже темень ночных улиц мне казалась какой-то близкой и родной, словно всё самое плохое уже произошло и хуже уже ничего случиться не может. Опасное заблуждение, но в тот момент мне казалось именно так.
К счастью, мой товарищ и не думал меня бросать, буквально возникнув из тени, стоило мне оказаться снаружи.
Глушаков всё так же был при шпаге и камзоле, собран и напряжён, но, по крайней мере, не резал меня взглядом, как в первый момент после обвинения меня ведьмой там, в переулке.
– Выпустили? – полуутвердительно спросил он, и я ответил:
