— Да блин… — протянул я, понимая, что людская молва опять раздула из мухи слона. Вот и Глушаков уже в полной готовности, и не он один, похоже. — Всё не так, Серёг, как кажется. Ты, главное, не волнуйся, это просто недоразумение.
Я торопливо обрисовал товарищу истинную подноготную происходящего, и Глушаков пусть не сразу, но расслабился, становясь вновь привычно добродушным, хоть и с лёгким налётом печали в глазах, преподавателем академии.
— Точно? — переспросил он в конце ещё раз.
— Точнее некуда, — кивнул я.
— Ну и заварил же ты кашу… — вздохнул Глушаков и посмотрел на хмурящееся небо. Судя по поднявшемуся ветру и тому, что кучевые облака начали сменяться одним широким тёмным грозовым фронтом, скоро должен был ливануть дождь. Передёрнув плечами, он качнул головой в сторону входа. — Пошли уж.
На ходу создав небольшую воронку местной дальней голосовой связи, которую я, увы, тоже пока не освоил, трудовик произнёс:
— Лика, отбой. Архимаг в порядке, подробности лично.
— Всё настолько серьезно? — удивился я, бросив взгляд на товарища.
— Более чем, — ответил тот. — За всю историю империи инквизиция арестовывала архимага и такое количество магистров всего трижды, и делала это ни много ни мало за попытку организации вооружённого переворота и установления магократии. Но там дважды эльфийские уши торчали и ещё единожды дело активно финансировалось гномьим золотом. А вот наш архимаг, каким бы ни был, но о перевороте даже не думал. Поверь моей жене, она в этой среде ой как давно крутится. Среди магистров же всякие, конечно, попадаются, но «активно» недовольных не более одной десятой. Поэтому-то магические рода и напряглись. Болтать про душителей свободы и произвол инквизиции легко, но вот когда реально с этим самым произволом сталкиваешься, становится уже совсем не до смеха.
— Да не было произвола, — вздохнул я, — объяснил ведь уже.
— Объяснил, — усмехнулся Сергей. — Вот только со стороны всё выглядело совсем иначе. Хотя узнай я сразу, что тут ты замешан…
— А что сразу я? — раздалось ему в ответ моё бурчание.
— Ну, ты меня извини, конечно, Паш, — Глушаков хлопнул по моему плечу, — парень ты хороший, правильный, но с тобой постоянно какая-то ерунда происходит. Не обижайся.
— Да не обижаюсь я. Что поделать, коль везение у меня такое — влипать во всё подряд.
— Не только у тебя, — хмыкнул снова Сергей. — Помнится, когда я здесь появился, инквизиция прямо взвыла. Первые полгода я у них через день бывал. Но ничего, обвык, вжился как-то. То ли привык неприятности стороной обходить, то ли они уже сами меня обходят…
— Везёт, — протянул я.
Тут мы как раз добрались до моего чердака, где Глушаков сразу по-свойски расположился за столом, наколдовав себе кружку кофе, а я с облегчением опустил на пол тюк.
— Ладно, хватит о везении, — решил Сергей, с видимым удовольствием втянув в себя аромат дымящегося напитка. — Ты лучше расскажи, что такого прихватил. Чувствую ведь — фон магический есть, слабый, но явственный. Вроде что-то знакомое, а вспомнить не могу.
— Да выклянчил в инквизиции на замену балахона этого, — взявшись двумя пальцами, я брезгливо подёргал мешковатую ткань. — Какая-то ПСИ-защита, сказали, более удобная, а то с этой я через раз хожу и запинаюсь.
Медленно поставив кружку на стол, Глушаков сглотнул и переспросил:
— Какая, говоришь, защита?
— Ну, ПСИ, — повторил я немного смущенно. — Ты не думай, это просто аббревиатура такая, расшифровывается как «полевое снаряжение инквизитора».
— Я знаю, как она расшифровывается, — сказал Сергей, поднимаясь из-за стола. Подошёл к тюку. Посмотрел искоса. Добавил: — Просто не поверил сразу. ПСИ-защита — это тебе не просто броня. Это произведение искусства. Сплав магии и технологии. Она не только защищает, но и усиливает носителя, даруя невероятные скорость и ловкость. Видел боевую группу инквизиции в такой защите в деле — крайне занимательное зрелище.
— Да-а?.. — протянул я и под заинтересованно-внимательным взглядом Глушакова распустил завязки тюка, снова открыв взору тёмную кирасу с иероглифом посередине.
— Хм… — глубокомысленно выдал Сергей. Посмотрел на меня. — А ты уверен, что это ПСИ-защита? Та, которую видел я, была по типу кольчуги с вплетёнными в неё тканевыми нитями, кирасы там точно не предполагалось.
Я засмущался, наверное, даже немного покраснев, и ответил негромко:
— Мне сказали, что это устаревший вариант.
— И насколько устаревший? — поинтересовался трудовик, присев и стукнув пару раз костяшками пальцев по глухо отозвавшемуся металлу.
— Ну-у, в общем, вроде как первые инквизиторы при образовании империи использовали.
— Мда… Вот уж древность, — Глушаков задумчиво поводил ладонью по кирасе и констатировал: — Кое-какие защитные заклинания есть, не развеялись, и это за такой-то срок. Вот только усиления она не даёт — лишь защиту.
— Ну хоть так, — облегчённо вздохнул я, испугавшись было, что мне подсунули совсем уж бесполезный неликвид.
— Ладно, давай доставай, посмотрим, как оно вообще, — энергично поднявшись с корточек, скомандовал Сергей, и я принялся вытаскивать и раскладывать на полу всё содержимое тюка.
По каждому из элементов защиты мой товарищ тут же давал небольшие пояснения, заодно сканируя тот на предмет наложенных чар.
Первой после кирасы на свет показалась блестящая тонкая кольчуга.
— Хорошая вещь. Плетение восемь в один, судя по весу и отблеску, как бы не мифрил. Очень прочная. Раньше, помнится, мифрил считался лучшим материалом для лёгких доспехов, но сейчас предпочитают использовать другие.
— А почему от него отказались?
— Не отказались, просто мифрил невозможно зачаровать — у него свои, природные магические свойства против нежити и духов.
Следующими стали мощного вида стальные перчатки.
— О, а про них я знаю, в народе такие прозывают «Кулаками Рандагульфа». По типу зачарования. Неплохо усиливают удар.
— В смысле, удар кулаком? — уточнил я, вертя в руках солидные колотушки с пирамидальными выступами над казанками.
— Он самый. Дай-ка гляну, — Сергей забрал одну перчатку и коснулся пальцами тех самых выступов, после чего сказал удовлетворённо: — А, ну так я и думал. Навершия из хладного железа, очень неплохи против нелюди. Весьма ядовиты и крайне болезненны для тех же эльфов.
Затем я вытащил сапоги с окованными полосками металла носками и пятками, где Глушаков также опознал хладное железо.
Потом были: серая стёганка, которую Глушаков обозвал гамбезоном, стёганые же чёрные штаны и какой-то непонятный длинный кусок ткани алого цвета.
— О, кушак! — воскликнул Сергей, разворачивая ткань, и складывая ту в несколько слоев.
