Однако сейчас, когда Джессика была в опасности, он признался, что она столь же много значит для него, как и прежде. “Взгляни правде в глаза, ведь ты все еще любишь ее”. – “Да, люблю..” Причем он любил не некое туманное воспоминание, а существующую, живую, реальную женщину.
Какова бы ни была его роль в поисках Джессики – впрочем, Гарри уже знал, что любовь к Джессике, пусть тайная, сжигающая изнутри, не позвонит ему опустить руки и придаст сил.
* * *
Тут, с присущим ему мрачноватым юмором, он спросил себя: “Это что, измена?"
Измена кому? Разумеется, Джемме, которой нет в живых. Джемма, милая! Сегодняшнее воспоминание о том единственном случае, когда он смог наконец разрыдаться, чуть было не разбередило душевные раны. Но он тут же отогнал его как непозволительное. Однако сейчас воспоминания о Джемме нахлынули вновь.
По прошествии нескольких лет после Вьетнама и ряда других тяжелых командировок Партридж был назначен постоянным корреспондентом программы новостей Си-би-эй в Риме. Он провел там почти пять лет.
Попасть в римское отделение любой телестанции считалось большой удачей. Уровень жизни здесь был высоким, повседневные расходы по сравнению с другими крупными городами небольшими, а будни, несмотря на неизбежность нервной и напряженной работы, протекали мирно и легко. Освещая самые разнообразные события в стране, Партридж не мог не оказаться в Ватикане. Он даже несколько раз сопровождал папу Иоанна Павла II в его заграничных поездках.
И вот однажды, находясь на борту самолета с папой, он познакомился с Джеммой.
Партриджа часто забавляло бытовавшее среди непосвященных мнение, будто на борту самолета папы следует неукоснительно соблюдать жесткие нормы этикета и благопристойности. На самом деле ничего подобного. Скорее, наоборот, во всяком случае, в хвосте самолета, где летели журналисты. Здесь царило веселье и рекой лилось вино – бесплатной выпивки было в избытке, – а во время долгих ночных перелетов не обходилось и без любовных утех.
Однажды Партридж слышал, как один из его коллег, описывая самолет папы, сравнивал его с дантовым адом – каждый здесь в своем “круге”. (Папа не имел постоянного самолета для своих путешествий, однако всякий раз внутренняя планировка помещений была одинаковой.) Носовая часть самолета неизменно отводилась под просторные апартаменты папы. Здесь стояли кровать и два, иногда три, больших удобных кресла.
Следующий отсек предназначался для приближенных лиц папы: первый министр, несколько кардиналов, личный врач, секретарь и камердинер. Затем – салон для епископов и прочего духовенства.
Где-то в головной части – в зависимости от типа самолета – отводилось место для подарков, врученных папе во время путешествия. Подарки всегда были дорогими и многочисленными.
И наконец, в самом хвосте – салон для журналистов. Это был типичный туристический класс, с той лишь разницей, что сервис здесь соответствовал первому – сонмы стюардесс, превосходная еда и напитки. Журналистам тоже преподносились щедрые подарки, обычно от авиакомпаний – как правило, это была “Алиталия”. Искушенные в рекламе авиакомпании не упускали шанс заработать лишние очки.
Что же до самих журналистов, то среди них присутствовали все представители этой профессии: газетные, радио– и телерепортеры из разных стран – последних сопровождали съемочные группы – со свойственными им интересами, скептицизмом и склонностью поозорничать.
Все телестанции придерживались неписаного закона: считалось, что корреспондент, освещающий религиозную тематику – в частности, зарубежные поездки папы, – не должен быть истово верующим. Набожность в данном случае была чревата слащавыми репортажами. Предпочтение отдавалось здоровому скептицизму.
В этом смысле Гарри Партридж был просто находкой.
Примерно через семь лет после собственного опыта общения с папой Партридж пришел в восторг от телерепортажа Эй-би-си, сделанного в 1987 году Джадом Роузом о визите папы Иоанна Павла II в Лос-Анджелес. Роуз удачнейшим образом сочетал строгую объективность в обзоре новостей со скепсисом комментариев:
"В столице средств массовой информации, каковой является Голливуд, происходит событие, ниспосланное самим небом. Здесь и вся пышность королевской свадьбы, и все великолепие церковного праздника – в этом спектакле заняты тысячи актеров, а исполнитель главной роли – звезда первой величины… Технические достижения космической эры в сочетании с глубиной образа по душе Иоанну Павлу и по вкусу телекамере.
Для папы не допускается отклонений от скрупулезно разработанного сценария. Он много говорит, но с ним заговаривают редко. У репортеров есть только одна возможность обратиться к нему с вопросами – во время коротких пресс-конференций на борту самолета… Средства массовой информации не скупятся на подробности. Визиты папы римского стали чем-то вроде эффектного шоу, сродни передачам “Живая помощь” или “Свободный выходной”. Некоторые католики недоумевают – а есть ли между ними разница?
Теология и технология – могущественный союз, на который и опирается в своих проповедях Иоанн Павел II, как не удавалось никому из его предшественников. На папу смотрит весь мир, но вот вслушивается ли он в его слова – главный вопрос для великого проповедника”.
Роуз был абсолютно прав – Партридж вспомнил, как в самолете ему выпала возможность задать папе несколько вопросов. А ведь если бы не тот единственный короткий диалог, то, что произошло между ним и Джеммой, могло бы никогда…
То была одна из самых длительных поездок папы Иоанна Павла II – около двенадцати стран Латинской Америки и Карибского бассейна – на борту самолета “Алиталии” “ДС-10”. Как-то раз они летели всю ночь, а рано утром, примерно за два часа до посадки, папа неожиданно появился в салоне для журналистов. Он был в повседневном облачении – белая сутана, круглая шапочка, коричневые кожаные ботинки; другое одеяние полагалось только в том случае, если он служил мессу.
Он в задумчивости остановился рядом с Гарри Партриджем. В салоне зажглись лампочки телекамер, несколько журналистов включили магнитофоны.
Партридж встал и, желая завязать непринужденный разговор, который потом попадет в средства массовой информации, вежливо поинтересовался:
– Хорошо ли вы спали, ваше святейшество?
– Всего несколько.
– Всего несколько, ваше святейшество? Несколько часов? – спросил озадаченный Партридж.
Вместо ответа папа лишь слегка тряхнул головой. При том что Иоанн Павел в совершенстве владел несколькими языками, иногда он допускал грубые грамматические ошибки в английском. Партридж мог бы с равным успехом обратиться к нему по-итальянски, но хотел, чтобы слова папы прозвучали на родном языке телезрителей Си-би-эй.
Он решил задать более содержательный вопрос. Вот уже несколько недель ходили разноречивые слухи относительно возможного визита папы в Советский Союз.
– Ваше святейшество, – спросил Партридж, – вы намерены побывать в России? На сей раз ответ был четким:
