— Сделать призрака плотным не так уж сложно, — заметил Шарль. — Встает вопрос, зачем это монастырю Богини, которая призывает к уважению Жизни и Смерти.
— Традиция. Кот был превращен еще Карлом Третьим, а мы всегда были лояльны к Лиденингам.
Последняя фраза была подчеркнута, словно подразумевала нечто большее, чем сказанные слова. Словно к ним добавились несказанные, но понятные всем в этой комнате. Я покосилась на Шарля. Не был ли намек адресован ему?
— И зачем это понадобилось Его Величеству?
— Это было любимое животное одной из сестер, она очень переживала о его смерти.
Даже спрашивать не буду, какой из сестер принадлежал бедный кот. Этот Карл был шутник еще тот. Вернуть любимой женщине кота в виде призрака. Как-то это не слишком гуманно по отношению что к животному, что к его владелице. Впрочем, как я поняла по Франциску, у Лиденингов вообще весьма сомнительное чувство юмора. И нездоровая тяга к монастырям. Любовь всей жизни Карла Третьего была в этом монастыре, а он ходит по потайным ходам другого. Как-то это совсем неромантично…
В келью нас отвели. Вопреки моим ожиданиям после слов настоятельницы об обычности сестры Марты, келья не только сохранилась, но и была превращена в подобие музея. При этом сама комнатушка была крохотной, точь-в-точь как та, где я приобщалась к монастырской жизни. Даже сундучок для хранения личных вещей был точной копией того, в моей келье. Почему-то подумалось, что и потайной ход наверняка построен по тем же принципам. Захотелось проверить, но увы, приведшая сюда монахиня стояла у двери, сложив на груди руки, и явно не собиралась оставлять нас без присмотра. Открывать при ней было бы неразумно — вдруг они не в курсе о столь полезной особенности монастыря, а я открою им глаза? Да и непременно встанет вопрос, откуда я про это знаю.
Впрочем, пришли мы сюда не за этим, а в надежде найти указание на артефакт. Только где его искать? Келья была совершенно пуста и безлика. Ни записей, в беспорядке разбросанных под кроватью или на ней, ни любимой фиалки в горшке на окне. Нет, конечно, за это время могла засохнуть не одна фиалка, но если уж берегут память покойной принцессы, могли и новую поставить. На всякий случай я подняла подушку, плоскую и жесткую, каковой она наверняка была и при жизни обитательницы кельи. Ожидаемо, под подушкой не было ровным счетом ничего.
— Неужели сестра Марта не вела записи? — спросил Шарль у монахини.
— Вела, сын мой. Все они в монастырской библиотеке, — елейно ответила та. — Вас проводить?
— Да, здесь мы ничего не узнаем. Пойдем, Николь.
И все-таки я потянулась и достала ларец для личных вещей под неодобрительное покашливание провожатой. Он был не пуст, внутри лежала одна-единственная вещь — миниатюра с изображением довольно симпатичного молодого инора, чье лицо показалось смутно знакомым, чего никак быть не могло — слишком давно он жил. Я перевернула картину, ни на что не надеясь, и все же обнаружила надпись — «С любовью, Анри де Кибо».
Так вот почему подруги перестали общаться — Валери была влюблена в того, за кого Бланш вышла замуж. Но в монастырь-то уходить зачем? Страдать о том, кто предпочел тебе другую? Да-а, я была лучшего мнения о дочери Франциска. Я вернула миниатюру в ларец, захлопнула крышку и поставила опять на полку. Словно заглянула в чужую тайну и она показалась не слишком интересной. Разве что Валери доверила тайну артефакта любимому? Но тогда дедушка бы об этом непременно знал. Вся надежда оставалась на библиотеку, в которую мы прошли, больше нигде не задерживаясь.
Монастырская библиотека оказалась необыкновенно солнечной. Огромные окна пропускали потоки струящегося света, превращающего в золото все, на что ложились. Замечательное место. Странно, что здесь никого нет, кроме сестры-библиотекаря и нас. Я бы с удовольствием засела где-нибудь за стеллажом с чашкой чая и романом в руках. Романом? Уверена, такой ерунды здесь не держали. С ближних полок взгляд выхватывал бесконечные жизнеописания. Впрочем, при желании и из них можно почерпнуть много интересного. Во всяком случае в жизнеописание сестры Марты, в миру принцессы Валери, я бы с интересом заглянула. Но увы, такового здесь не оказалось. Зато оказались записи. Целая кипа записей сестры Марты, при одном взгляде на которые Шарль скривился, словно попробовал недозрелое яблоко. Да уж, работы здесь не на один час и даже не на один день. И самое обидное — никто не даст гарантии, что Валери хоть что-то написала про злополучный артефакт. Хоть слово, хоть намек, который в таком потоке информации запросто можно пропустить.
— Они как-то разбиты по темам? — обреченно спросил Шарль у сестры-библиотекаря.
— Разумеется. Сестра Марта записывала все более-менее сложные случаи исцеления, к ее запискам и сейчас обращаются наши целительницы, было бы странно, не попытайся мы облегчить им поиск, — улыбнулась та.
— То есть разбиты по заболеваниям…
Решив, что в этом случае для нас разницы никакой нет, Шарль взял всю пачку и направился к столу, рядом с которым стояла пара стульев, не слишком удобных, но основательных. Сев на один из них, я потянула к себе папку и застыла. Это никак не могли быть записи принцессы Валери.
Еще когда я держала в руках дело Валери, лежащее в архиве академии, обратила внимание на те строки, что заполняли студенты сами при поступлении. Почерк, совершенно неподходящий принцессе: резкий, вытянутый, с острыми, крупными, хорошо различимыми элементами. Эти заметки велись совсем другим. Мелкие округлые буковки теснились, словно бисеринки на нитке. Я раскрыла другую папку и не нашла разницы.
— Это точно записи сестры Марты? — подозрительно уточнила я.
Шарль встрепенулся и вопросительно посмотрел. Но сейчас было не до объяснений.
— Это записи сестры Марты, в келье которой вы не так давно были.
Одно из двух: либо настоятельница подсунула нам чужие записи, исключительно из лояльности к Лиденингам. Либо та, что умерла в монастыре, не была Валери. Дедушка! Вот кто может знать хоть что-то. Если Анри де Кибо был его отцом, то… То что тогда? Я поняла, что совершенно запуталась.
— Николь, где бы ты ни была, немедленно возвращайся домой.
Я не успела даже понять и испугаться, как вестник лопнул с тихим хлопком, которого, судя по всему, никто не услышал, так же, как и слов, которые были предназначены только мне. Разве что Шарль насторожился, уловив рядом срабатывание заклинания. К нему я и наклонилась:
— Мне очень жаль, но мне срочно нужно домой. Можешь воспользоваться моим телепортом к де Кибо, оттуда в академию возвращаться быстрее.
— Но архив? — он кивнул на пачку, лежащую перед нами. — Я могу с ним поработать один.
— Там нет того, что нам нужно.
— Хотел бы я знать, на чем основывается твоя уверенность, — ответил он, не торопясь захлопывать папку.
Беспокойство от просьбы немедленно вернуться усиливалось, не верила я, что дедушка отправил вестника просто так, поэтому спорить с Шарлем я не стала.
