«Я знаю, Лей…только пока не придумал, как найти выход из всего этого».
«Я надеюсь, ты все же решишь эту проблему со временем».
«Твои возможности не так велики, но я постепенно ассимилируюсь».
«Мне безумно приятно слышать эту новость».
Ну да, без остроты не получилось…
«Лей, я не обижаюсь. Всему виной не присущая нашей расе сентиментальность. Я так устал…от доводов рассудка».
«Конечно. И решил погубить ни в чем не повинного человека».
«Я обещаю, Лей, что никогда намеренно не причиню тебе вреда».
Звучало, конечно, вполне убедительно, а уж посерьезневший голос Мая и того уверенности добавлял, но я привыкла опираться на факты, а факты свидетельствовали совсем не в пользу подселенца. И, тем не менее, устраивать ссору мне сейчас совсем не хотелось. К тому же, упорно подкрадывалось желание зевнуть поглубже и провалиться в сон. Что — что, а автобус до Будоражинска умел делать свое дело.
«Ладно, умник, подключайся к информационному полю Земли — или как ты там собираешься получать новые сведения…а мне необходимо несколько часов вздремнуть. Возможности моего тела — они, знаешь ли, на длительное использование не рассчитаны».
Послышался обреченный вздох, словно Май сожалел о том, что по неосторожности сказал мне, а я как истинная женщина использовала это в своих интересах, но пришелец лишь попрощался, пожелав спокойной ночи. Надо же, он оказался провидцем: снов и подобной им нечисти я действительно в эту ночь не видела.
Утром меня ждал самый воздушный из всех омлетов, которые я когда — либо пробовала в жизни, а гренки из черного хлеба даже заставили пожалеть о том, что я из Будоражинска уехала.
— Не знаю, чего тебе приспичило в Ильинск сбегать, — не став спорить, поддакнула мне бабуля. — У нас не столица, конечно, да только спокойствие наше ты нигде больше не найдешь.
— Это точно, баб Зой, — памятуя о неожиданном подарочке во время рабочего дня, согласилась я. Первый полноценный день незапланированного отпуска было решено посвятить домашним делам.
Пыль с высоких шкафов бабушке стирать уже было не под силу. Она говорила, что иногда заходит и помогает молочница Люба, но случается это примерно раз в месяц — девушка работой загружена почище меня. Так что волевым усилием я заставила себя устроить генеральную уборку в доме — а это, ни много ни мало, четыре приличных по площади комнате. На чердак я поднималась уже по собственной воле. Давненько не бывала в месте детских пряток. Тогда, конечно, я могла вставать там в полный рост, сейчас приходилось передвигаться на четвереньках. Здесь почти ничего не изменилось, кроме, разве что, нескольких появившихся, но уже оставленных осиных гнезд, которые я все же с опаской сняла и отнесла на костер на заднем дворе. Вечером сожгу, когда не так припекать будет.
Среди старых пыльных вещей находилось много всякого добра — барахла, как считала я, — но бабуля категорически отказывалась с ним расставаться. К ее чести, год от года здесь не прибавлялось рухляди, так что привычные вещи оказались на привычных местах. Довоенный сундук с посудой был любимым участником моего скромного чердачного сообщества. Обычно я расставляла спрятанные там предметы сервиза на полу рядышком, а потом рассаживала своих кукол и устраивала долгие чаепития. В школу пошла — забросила это дело, но память осталась и поныне.
Вторым предметом моего интереса была широкая корзина с овальным горлышком. Раньше я всегда думала, что когда — то давно, еще когда был жив дед Иван, они вместе ходили за черникой в близлежащий лесок и приносили в этой плетеной махине знатные урожаи — ягоды у нас было всегда много, лесники даже шутили, что над Будоражинском точно ядерное облако пролетело, о котором жителей просто забыли предупредить — теперь же, присмотревшись, я обнаружила на дне корзины отрез ткани, которую вытащила на божий свет. Серебристая и необычная на ощупь, она почему — то напомнила мне мраморную теплую стену, увиденную во время первого сна — знакомства с Маем. И осознание этого факта неприятно кольнуло сердце. Сосед, как назло, предпочел отмалчиваться. Или позорно уснул, о чем забыл заранее предупредить, так что я была целиком и полностью предоставлена самой себе.
Дальнейшее изучение странно — серебристой ткани привело меня к неутешительным выводам. Я никогда не спрашивала у баб Зои, как она нашла меня — усыновила ли в детдоме или еще как — но сейчас, похоже, настало время для удовлетворения интереса. Так что, прихватив корзину вместе с содержимым, я осторожно, чтобы не поранить голову, спустилась вниз.
Бабуля оказалась на крыльце. Вечер она встречала в кресле — качалке, которое я в один из приездов захватила с собой из Ильинска. Оглянувшись на скрипнувшую входную дверь, она окинула цепким взглядом поклажу в моих руках и невольно нахмурилась:
— Я же просила ничего с чердака не выкидывать.
— Я и не собиралась. Просто решила тебе показать. Баб, — я опустилась на колени в ногах старушки, — это ведь необычное плетение, да? — указывая пальцем на стенки корзины, спросила я. — И ткань совсем нездешняя — я бы даже сказала, в Будоражинске такой не найдешь.
— Что ты хочешь узнать? — интонация в ее словах была совсем не вопросительной. — Ягод для такого объема явно оказалось бы мало. Нашла я ее на крыльце — в разгар лета, и на улице, как назло, никого не оказалось. А внутри, вот в эту самую пеленку завернутая, сладко посапывала ты. Я пыталась отыскать ту, что решила подбросить тебя, но никто не откликался на мои крики о помощи. Город словно замер, знаешь? И я домой вернулась. А потом мы с Ваней все документы оформили.
— То есть ты хочешь сказать… — начала было я.
— Что эта корзина была твоим домом до того момента, как мы тебя удочерили, — кивнула бабуля.
Нет, я, конечно, знала, что не родная баб Зое и деду Ивану, но чтобы вот так…
— Я думала, меня из детдома взяли, — эмоции моим коньком никогда не были. Слишком сильной оказалась тяга к рассуждениям и логическим выводам.
— Мы ждали даже больше положенного срока, — раскрыла бабуля одну из тайн прошлого. — Время, знаешь, было такое…с запада ринулась новая культура, к которой сразу же стала приобщаться молодежь. Свободные нравы, дискотеки, желание быть как все…а потом, в положенный срок, дома ребенка пополнялись целыми партиями новорожденных. Мы — то с Ваней тогда подумали, что тебя просто до одного из них не донесли, вот и отправились к участковому. Тот — к заведующей детдома. Она посмотрела корзину, белье — ты еще в пинеточках была, ползуночках и рубашечке, добротной такой — и сказала, что, возможно, ребенка потеряли, но ей тебя определить некуда. Они подали объявления во все СМИ города, да только даже по истечении года никто так и не отозвался. Делали запросы какие — то — ты извини, я не сильно горазда на эту тему общаться, да и Ваня всем занимался в ту пору — но заведующая сразу сказала, что мест у нее нет и принимать тебя она не станет. Попросила, конечно, чтобы мы у себя тебя оставили. А нам что? Нам только в радость это было, Лей. А уж как два года минуло, да ты подросла, да говорить стала…Лей, мы уже не могли тебя отпустить. Естественно, наше желание все в поселке — тогда Будоражинск еще до города не разросся — поддержали горячо, подписи собрали на всякий случай. Но опека и не противилась — такие же ведь жители были, как и мы, видели, как мы к тебе относимся. Ну а потом… я не раз и не два ломала голову, как такого ребенка можно было на произвол судьбы оставить. Ты не болела вообще, Лейка, — бабушка на мгновение замолчала, — не вступала ни с кем в конфликты, охотно шла на общение, подросла, так вообще помощницей мне стала. И ваши эти опыты с Дениской — на вас все соседи только и делали, что умилялись. А я все думала, может, случилось что, что мать тебя под нашу дверь положила. Пока письмо мне одно не пришло.
