Третьей причиной, которой я, надо сказать, не удивилась, оказался знакомый нам, теперь уже обеим, Денис Андреевич Новиков. И пусть Наташка открытого любопытства не проявляла, но фото его заценила, особенно остановившись на той, что мы делали специально для выпускного альбома. Помнится, Нина Борисовна, наша классная руководительница, тогда сказала «сделать такой портрет, на котором была бы видна душа каждого ученика». Денис тогда еще так посмотрел на меня, что я поняла: его душу точно увидит каждый. А потом он приперся к нам домой и заставил красить его под гота. Распустил волосы, велев долго расчесывать их, пока не получились романтические волны, и не давал мне передышки до тех пор, пока я не сделала фото в три четверти, на котором задумчиво — меланхоличный одноклассник смотрел куда — то вдаль. Динька имел огромный успех у девчонок. После выпускного даже признался, что с Машкой Герасимовой из — за одной этой фотки пошел до самого логического конца, смущенно добавив, что наконец — то «стал мужчиной». Я тогда хохотала до слез, и он вместе со мной, потому что образ готичного и отстраненного товарища Новиков сохранил до конца своего первого секса, и Герасимова, для которой этот опыт, в отличие от некоторых, был очередным, уходила в состоянии переполнения мрачной атмосферой кладбища и замогильных стихов. Как честный человек, Денис даже провстречался с ней еще некоторое время. Ровно до того момента, пока не уехал поступать. И не вернулся.
Наташка слушала и однозначно офигевала. Я по глазам видела намечающийся интерес, но дипломатично молчала. Если все и правда так, как говорил Денис, и им суждено по крайней мере встретиться, я точно не буду форсировать события. В кои — то веки понаблюдать за ухищрениями давнего друга — это моя святая обязанность!
Наташка уходила поздно вечером. На вопрос, почему воскресенье проходит без ненаглядного, махнула рукой и сказала, что он не отчитывался. Шансы Дениса в моих глазах росли практически в геометрической прогрессии…
Ну а утро понедельника встретило меня ясным ильинским солнцем. На работу одевалась, как на праздник, хотя и не забыла, что юбки — ни — ни! — ни в коем случае в гардеробе допускать пока не буду. Сорок минут в троллейбусе для меня, облаченной в легкий вариант офисной рубашки и джинсы по фигуре, пролетели незаметно, еще пятнадцать бодрым шагом до здания конторы вообще показались прогулкой. Охранник Иван Васильевич с улыбкой протянул ключи от отдела, как делал всегда, пока я расписывалась на проходной в том, что прихожу на работу одной из первых. А потом я вспорхнула на лестницу, чтобы подняться на третий этаж — именно там располагался отдел информационных технологий. И вроде бы поднималась аккуратно, и вроде даже следила за движениями, но каблук подогнулся как раз в тот момент, когда я миновала пролет между вторым и своим этажами. Ох, кажется, из незапланированного отпуска меня хотели направить сразу на больничный…куда — нибудь прямо в травму. С подвешенной над кроватью ногой в гипсе, ага!
Пока я придумывала возможные несчастливые исходы своего неудачного подъема, с пролета ниже ко мне метнулась фигура, которая в очень удачный момент оказалась рядом, сначала придержав за локоть, а потом и вовсе за талию обхватив, поскольку я, трусливо зажмурившись, предпочла ожидать грустного финала с закрытыми глазами. Только поняв, что положение сохранилось вертикальным, а на пояснице чувствуется явно мужская конечность, я, наконец, открыла глаза. Почти одновременно с этим прозвучал приятный голос с нотками хрипотцы:
— Не ушиблись?
Божечки мои. Вот тут — то я поняла, что имела в виду Наташка, когда говорила, что от этого товарища девки выходят полностью удовлетворенными с абсолютным отсутствием беспорядка в одежде. Спас меня от позора и неминуемого увечья не кто иной, как Александр Вячеславович Преображенский, он же — няшный Суперменович. В безукоризненной белоснежной рубашке, наглаженных на брюках стрелках и начищенных до блеска и явно недешевых туфлях. Волосок к волоску, волна к волне — наверное, очарованные индивидки видели в нем не иначе как икону стиля. А я вот заподозрила нечто голубовато — гейское. Признаюсь, ну недолюбливала я метросексуалов, или как там называлась порода современных мужчин, использующих специальные линии косметики. Дядь Семен из Будоражинска всегда говорил: «Мужик должен быть могуч, вонюч и волосат». Нет, я, конечно, была только за, когда от мужчины шел тонкий шлейф туалетной воды, но вот это… от кончиков ногтей до корней волос идеальное, во мне будило какой — то нездоровый соревновательный рефлекс. Как будто бы Майка из административного вдруг вздумала начать одеваться так же, как и я, а мне пришла в голову идея отомстить.
Хорошо, что за внешним лоском Суперменыча точно скрывалась нормальная мужская фигура. По крайней мере, я отметила наличие крепкой грудной клетки и неплохого мышечного каркаса. С животом у него тоже все было в порядке, ниже…в состоянии покоя, но что — то достаточно упругое. После беглого осмотра, занявшего несколько секунд, я все же решила посмотреть на оппонента (перед поединком взглядов я всегда предпочитала противника хоть немного, но изучить), и вот тут — то, кажется, попалась с поличным.
Если свою радужку я смело могла назвать голубой, то Суперменович обладал каким — то заоблачным оттенком синего. Настолько неестественно смотрелись эти живые зеркала души на его, в общем — то, официальном лице, что я впала в состояние когнитивного диссонанса. Пожалуй, не усни мужчина на том злополучном шестнадцатом фото, я бы прониклась Наташкиными восторгами, даже находясь в удаленном доступе. Хотя и сейчас смело могла сказать: Преображенский — мозгоправ с глазами ангела. И пусть за эти самые глаза новому начальнику отдела кадров можно было простить повальное увлечение им немаленького женского коллектива, я однозначно сдаваться на милость смазливого личика не собиралась.
— Вполне, — я даже попыталась изобразить восторг от спасения своей бренной тушки. — Спасибо вам большое, Александр Вячеславович!
Он еле заметно поморщился, и я отметила, что полное обращение кому — то явно против шерсти. Ну что ж, это будет интересная угадайка…
С этими мыслями, выпутавшись из объятий няшного брюнета, я продолжила движение по последнему пролету — вспорхнула снова, то есть. Кокетливо стрельнув глазами в ту сторону, где не произошло героического падения с лестницы, я обнаружила, что Преображенский все еще стоит и с интересом наблюдает за мной. Задницу, что ли, рассматривал? Вот гад. Но я все равно не стала изменять образу легкомысленной и влюбленной дурочки, а потому, улыбнувшись, как они обычно это делают, загадочно и, по их скромному мнению, неповторимо, скрылась в коридоре третьего этажа.
В кабинете меня ожидали бережно поливаемые Наташкой фикус и березка — единственное, что я никак не могла заставить себя бросить в части ухаживаний. Остальное пространство подоконника, отданного под «живность», занимали в основном кактусы различных видов. Исключение составляли, пожалуй, перцы, которые наши мужчины под руководством Евгеньича начали выращивать «здоровья для», но к ним я уже не имела никакого отношения. Так что, совершив привычный ритуал, который проделывала с утра через день, я пошла заваривать кофе в кухонный уголок, который мы по соглашению со всем отделом отвели для корпоративов местного масштаба. Там — то, за чашкой дымящегося горького напитка, меня и застал Олежка.
