Фыркнув неожиданно — неприличному ходу собственных мыслей, я тихо посмеялась и совершенно неожиданно услышала слева от себя:
— У вас очень красивый смех, Лейквун.
Я даже вздрогнула — до того тихо подобрался ко мне Преображенский. Его удачей — и моей бедой — было то, что в таком состоянии, как, впрочем, и любой просветленный интеллект, я говорила первое, что приходило в голову, не задумываясь.
— Я надеялась, вы меня до ухода не заметите, — не скрывая недовольства в голосе, ответила я. Совет Мая я все еще помнила, а значит, с Суперменычем не стоило долго расшаркиваться в приветствиях.
— Хм…значит, мне не показалось, что вы не горели желанием встречаться со мной еще раз, — задумчиво изрек кадровик.
— Какая проницательность, — не удержалась я от сарказма.
— Вы позволите, Лей? — он все же заставил меня открыть глаза, чтобы понаблюдать, как указывает его взгляд на свободное место рядом со мной.
— Валяйте, — пожав плечами, вернулась я к попыткам объединиться с универсумом.
— И что же послужило причиной вашего отрицательного отношения? — спросил Преображенский, но ни малейшего намека на очередной сеанс психоанализа я в его голосе не услышала.
Начальник кадров удостоился скептического взгляда, хотя сам продолжал смотреть на меня со смесью любопытства и заинтересованности.
— Вы слишком привыкли, что вся контора от вас в восторге. Если сами забыли, спешу вам напомнить: я уходила от вас, заканчивая разговор на повышенных тонах. Вы меня довели почти до точки кипения.
— Это я понял, — покорно согласился мужчина. — Но причина вашего всплеска эмоций мне до сих пор не ясна.
— То, что, благодаря вам, я осталась без обеда, сойдет? — с наслаждением протянула я, ощущая, наконец, то самое действие алкоголя, к которому стремилась с начала вечера. Да, второй бокал вина все же оказался к месту…
— Я могу пригласить вас на обед взамен потерянного. Хоть завтра, — живо предложил решение проблемы кадровик, но я поморщилась: универсум был важнее одного взятого мужчины.
— А переломы и черепно — мозговые тоже потом лечить сами будете? — фыркнула я.
— Откуда такие выводы? — восхитился Преображенский.
— Подарочек от вздыхающей по вам женской — и подавляющей — части рабочего коллектива, — вздохнула я, поясняя.
— Вы считаете меня настолько ценным кадром по чужим меркам? — польщенно поинтересовался мой собеседник.
— Вы действительно настолько наивны или придуриваетесь? — не выдержав, я распахнула глаза и села прямо.
— И все же это не причина, чтобы относиться ко мне так, как это делаете вы, — справедливо заметил Преображенский.
Я почувствовала новую волну раздражения:
— Александр Вячеславович…
— И вам уже известно, что меня раздражает официальщина, — с улыбкой произнес мужчина. — Тем не менее, вы намеренно пытаетесь ужалить меня подобным способом. Так чем же я вам насолил, Лей?
— А как вам нравится? — внезапно сменив тему, вторила я интересу внутреннего голоса.
— Не понял, — покачал головой кадровик.
— Какой вариант собственного имени вам нравится? — послушно конкретизировала я вопрос.
— От вас я пока ничего из того, что мне нравится, не услышал, — искренне улыбнулся Преображенский. — Но я дам знать, если что, — а вот последняя добавка прозвучала с игривыми нотками в голосе, так что я даже насторожилась. Это что же, меня тут клеить пытались?
— Вы так добры и любезны, — не спешила я изменять собственным привычкам.
— И все же, Лей… — кажется, он упорно не желал отклоняться от темы. — Вы так и не ответили на мой вопрос о причинах вашей недоброжелательности.
Кажется, дабы избежать еще одной попытки с моей стороны выставить себя дурочкой, не отвечая при этом на прямой вопрос, он сразу пояснил его суть по полной программе.
— Откровенно? «Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более — когда в нее плюют», — процитировала я злободневные строки из стихотворения известного классика современности. — Я же говорила вам: я готова подписывать ДСПшные документы, но все же не стоило задавать мне вопросы личного характера.
— Ох, Лей… — я не думаю, что суть моих претензий он понял, все же робота в нем было много, но искренность оценил точно. — Кажется, мы с вами не с того начали.
— Не в той плоскости, хотите сказать? — ляпнула я, как всегда, не подумав, но внимание Преображенского привлекла однозначно.
— А вам какая больше бы понравилась? — и пусть выглядел он вполне серьезно, в глазах я заметила тот самый блеск, который днем сопровождал Преображенского под конец нашего с ним разговора.
— Так сразу и не скажешь, — включилась я в игру. — Предпочитаю экспериментировать, Александр Вячеславович.
Черт. Пьяная я кадрила симпатяжку с задатками из особого отдела, и ему это, кажется, нравилось. Против воли я ощутила желание продолжать ни к чему не обязывающий диалог.
— Какие у вас интересные мысли, Лейквун, — с провокационной улыбкой заметил Преображенский.
— Вам такие, небось, пачками во время собеседований демонстрировали, — не повелась на открытую лесть я.
— Собеседования никогда не проходили в столь остром ключе, как с вами, — слово «остром» он выделил особенно. Нет, не могли мне показаться посылаемые этим мужчиной сигналы!
— Мне понравилось, как вы с утра поймали меня, — внезапно призналась я, чувствуя, что к щекам ненадолго приливает румянец.
— Не мог же я смотреть, как падает с лестницы прекрасная дама, — улыбнулся кадровик, и я почувствовала, как расслабляется его напряженное до этого момента тело. Неужели мне оказали немного доверия?
Я даже в его сторону развернулась, устраивая локоть на спинке скамьи:
— Но у вас поистине молниеносная реакция.
— Будь вы в этом прекрасном наряде, она была бы еще быстрее, — подмигнул мне Преображенский, окидывая взглядом темное платье.
— А без него? — затаив дыхание, поинтересовалась я.
— Уверен, мы нашли бы, чем заняться, — совершенно серьезно ответил кадровик. — Вот только Лей… — осторожно заметил он. — Я не привык связывать себя обязательствами.
Если он думал, что это меня остановит, то глубоко ошибался!
— Меня это вполне устраивает.
— Правда? — брови Преображенского медленно поползли вверх.
— Я даже буду рада, если с утра мы с вами расстанемся, как ни в чем не бывало. С тем лишь условием, что на работе никто об этом не узнает, — предупредила я его.
Ответом мне была немного удивленная, но до ужаса привлекательная улыбка. Преображенский поднялся со скамьи и протянул руку мне:
— Позвольте?