Если б А Ли хоть немного представлял, каковы скорость и влияние сарафанного радио, он бы мысленно попрощался с разносолами и поскорее сделал ноги. Но у женщин были такие добрые глаза… И запеканка словно умоляла откусить кусочек!
А Ли выложил все, что успел услышать. Получил связку пряников и подзатыльник от помалу приковылявшего на перекресток Ловкача.
Роскошная карета с невиданными в Холмах «номерами» уже уехала. Селянки тоже улепетнули, ссылаясь на работу. А какая работа, если вырядились они будто в храм? Но А Ли никогда не размышлял над чужим враньем.
— Что это, дядя? — Он заметил в руках Ловкача небольшую красивую вещицу. — Тетушка Руденс подарила?
— Какая она тебе тетушка, малец? Госпожа Эреса Руденс, и никак иначе, понял? А это ее перстень. Печатка. Роза с шипами, видишь? Роскошная женщина… И нет, мне она ничего не дарила. Молодость нечаянно вспомнилась, вот я и… Нечистый попутал. Сейчас горцев дождемся, налог заберем и сбегаешь в замок. Бросишь перстень где-нибудь на видном месте, чтоб госпожа думала, будто сама потеряла. Не приведи Великий, меня заподозрит. Такая женщина, ах…
На западе заклубилась пыль, и А Ли не решился ничего уточнять. Выпрямился, упек кулаки в бока… Он собирался прервать свою череду невезений, ведь сама судьба толкала его на встречу с Мечтой.
Нельзя осрамиться перед горцами. Если все пройдет как надо, это знак, что удача наконец-то улыбнулась. Должна же она когда-нибудь взглянуть и на А Ли Шина?
Глава 4. Полукровка
Мелиса ненавидела тряску, правила и капризы.
Тряску — потому что на неровных дорогах Холмов, что петляли между ухоженных деревень, бескрайних полей и тенистых дубрав, было невозможно уткнуться в книгу и сбежать из реальности. С этим Лиса не могла ничего поделать, лишь считать минуты до прибытия в княжеский замок.
Правила — потому что девяносто процентов из них придумали консервативные идиоты. Например, пристойным дамам полагалось путешествовать в строгом закрытом платье темного цвета, дабы не смущать попутчиков и не искушать злодеев, которые всенепременно поджидают за порогом родного дома. В тихих Холмах, ага. Летом, в жару. В компании почти линга, что охотно завяжет бантиком любого татя. Мелиса отчаялась увидеть тут логику и попросту игнорировала предписания этикета и госпожи Руденс.
Капризы — потому что в них Лиса разбиралась плохо. Любое ее действие либо бездействие имело причину, отличимую от «Я так хочу, и точка». Она искала обоснование и в чужих поступках. Искала, эх… Пока не поняла: очень часто люди сами понятия не имеют, что и зачем творят.
Поначалу навязанная королем подопечная казалась типичной представительницей общества капризуль, но вскоре Мелиса заметила: даже выдающиеся глупости Айрис делает, руководствуясь разумом, а не порывами души. Эта хорошенькая девушка отличалась от сверстниц здоровым цинизмом и практичными взглядами на жизнь, однако была слишком поспешна в суждениях.
Когда она видела кусочек мозаики с оленьими рогами, то мигом представляла гостиную охотника и очень удивлялась, если олень изображался у водопоя. Когда стакивалась с несправедливостью, летела на помощь, не разбираясь в деталях.
Госпожа Руденс уверяла: когда-то Айрис была милой, тихой, застенчивой и романтичной. Увлекалась рукоделием, обожала любовные истории, мечтала о полном доме детишек. Составляла букеты со смыслом, тайком сочиняла трогательные стихи, пела романсы…
Лиса не застала то время. В жизни подопечной она появилась после второго экспериментального жениха, когда Айрис превратилась в безразличную ко всему тень. Потом был третий — доморощенный революционер, чьи пламенные речи у алтаря пробудили в «проклятой Миллс» настоящие чувства. Негативные, правда, но лиха беда начало!
Четвертый (языкастый бездельник, который своей тупостью едва не устроил Валесии войну с Книтом, южным соседом) окончательно вернул Ирису к жизни и уверил: мир — помойная яма, где нет места доброте и бескорыстию.
Пятый, знатный мошенник со стажем, подлил масла в огонь, доказав на примерах: беззащитность равняется приглашению к агрессии.
О шестом и говорить нечего… Господин Берет подтвердил, что верить нельзя никому, в особенности тому, кто дорожит репутацией и рассуждает о чести.
Две недели прошло, а Айрис до сих пор сама не своя. Мелиса понимала, что с ней происходит. Она тоже пережила период, когда казалось, что вокруг одни враги, и чем сильнее человек старается произвести хорошее впечатление, тем больше мерзостей у него за душой. Но однажды Лиса Стау разорвала порочный круг и начала радоваться каждому не-злодею, которых, как ни странно, в мире было предостаточно. Вот бы и Ириса увидела, что добрые намерения чаще всего являются именно добрыми!
Сейчас она на распутье. Чем это закончится? Мелиса считала, что подопечная либо переборет злость на несправедливую судьбу и найдет силы противостоять проблемам с улыбкой, либо превратится в сущую стерву.
Пока что более близким выглядел второй вариант. Айрис совсем распоясалась и не реагировала на увещевания. Казалось, она изо всех сил пытается что-то доказать миру и себе — безуспешно, разрушительно и неловко как для самой девушки, так и для окружающих. Это не способствовало исцелению от внутренних демонов.
Княжеский замок приближался, послеполуденное солнце пекло нещадно, тряска изматывала, а потому атмосфера в карете царила унылая.
Госпожа Руденс страдала из-за мужлана, который, прикрываясь недугом, едва не сожрал ее взглядом и наверняка в своем воображении ощупал самым непристойным образом. Мелиса раздумывала над тем, кто отправил на тракт неловкого молодого человека со смехотворной миссией, и не устроит ли недоброжелатель в следующий раз нечто серьезное? Айрис уже проснулась, привела себя в порядок и вовсю готовилась ко встрече с женихом: отрабатывала скромную улыбку, милый взгляд и приветственную речь.
Каким-то чудом (и обещанием однажды посетить затерянные в горах крепость линг и храм шесс) Лиса отговорила ее встретить князя добродушным: «Привет, покойничек, как жизнь?». Даже почти убедила, что Джи Лин Ри — не воплощение зла, предательства, распутства, эгоизма и всего того, что наговорил о нем Фабиан в приватной беседе.
Король, как обычно, забавлялся, выдавая «шокирующие» факты и стравливая людей. Ему нравилось создавать иллюзии. Это напоминало заголовки бульварных газет. Крупный шрифт: «Принц Зис спал со своим лучшим другом», мелкий: «на скучнейшей пьесе века, которая усыпила половину зала».
В отличие от желтой прессы, Фабиан не заморачивался с «мелким шрифтом», а Айрис знала короля слишком плохо, чтобы уловить подвох. Да и разве будет его величество лгать? Он ведь известен своей прямотой и резкостью!
«Неприятный не значит честный», — подумала Мелиса, выглядывая в окошко.
Вокруг простирались бесконечные поля каких-то злаков, радовавшие глаз глубокой синевой васильков, пышными алыми маками и кустистыми ромашками. На горизонте темнели леса — либо густые лесополосы. Далекие горы прятались в облаках и выглядели нереальными, зато раскинувшееся у Прихолмья озеро было близким и, похоже, весьма популярным у местных жителей.
