— Кряч эли! — Рыжий поднял сухую ветку и разворошил купу прелой листвы. — Эли.
— Кладка. — Князь увидел семь больших, неестественно белых яиц. — Когда соберется с десяток, кряча начнет их высиживать.
— Она считать умеет? — Мелиса воспользовалась задержкой, чтобы прислониться к толстенному грабу и перевести дыхание.
— Люди, что изучают кряч, умеют, — парировал Джи Лин.
Хотелось предложить ей присесть и отдохнуть, но на востоке быстро светлело, и лучше бы до рассвета пересечь эту приболотную местность, где, несмотря на уверения Службы по охране природы, оставались шансы встретить вполне чистокровную, то бишь смертельно опасную крячу.
Отродья шесс чуют магию, поэтому компания колдуна ничуть не успокаивала. Сейчас рыжий если на что и способен, так это отключиться в самый неподходящий момент.
Тем временем оборванец в мгновение ока выпил три яйца и сунул в карман два. Остальные прикрыл листьями, скорлупки спрятал в стороне под мхом.
— Кряч этиш, — пояснил «доходчиво». — Нет. — Ткнул пальцем в князя. — Нет. — Указал на Лису. — Да. — Коснулся своей груди.
— Нам нельзя, тебе можно?
— Я — кряч. Ты — нет. Иди. Лес.
— Лучше б ты по-своему болтал, — усмехнулся Джи Лин. — Лесом меня еще не посылали.
Шесс махнул на восток.
— Лес. Кряч нет. Иди, трук. Куси. Эли. Ты — да.
Когда поднялось солнце, мох под ногами закончился. Приходилось идти все время вверх, по разбросанным камням и брусничнику, обходить дикий ежевичник и кусты с большими желтыми цветами, от запаха которых болела голова. Позади, в низине, клубился туман, впереди просвечивало бледно-голубое небо, наполовину затянутое полупрозрачными облаками.
Колдун разорил еще два гнезда и, несмотря на изматывающий путь, выглядел гораздо лучше, чем ночью. Силы возвращались к нему постепенно. Казалось, его подпитывает не только еда, но и солнце, и прохладный утренний воздух без гари, и капли росы, что сыпались на голову с низко нависших веток.
Как-то само собой получилось, что шесс опередил Лису и устремился вперед чуть ли не рысью.
— Амо, да! Гора! Гора, трук!
Означало это, что справа открылась каменистая местность, заросшая колючим кустарником и одинокими деревьями. На севере возвышались безлесные холмы, далеко на горизонте прятались в облаках острые пики.
— Это. — Рыжий, несомненно, показывал на нагромождение скал, что издали напоминало шипастую спину древесной ящерицы. — Это, ами. Дом.
— Ты здесь живешь? — поразился Джи Лин.
Нет, тот, кто построил хибарку у родника, хорошо скрытую от посторонних глаз приземистыми кривыми елями, давно покинул эти места. Но следы костра и обглоданные кости мелкого животного свидетельствовали о том, что здесь бывали люди.
— Ты? — Мелиса села на обросшую лишайником колоду, поворошила ружьем угли.
— Да, — согласился шесс.
— Бежал? Оттуда? — Она посмотрела на горы.
— Нет. — Колдун повернулся к холмам. — Да.
— Сюда придут?
— Нет.
«Некому», — прочел князь в печальных глазах рыжего, но спросить, от кого он бежит, не успел.
— Это хорошо, — пробормотала Мелиса, сползая на землю и прислоняясь к колоде спиной, — потому что я все. Плохой из меня линг… Болевой порог низкий. — Она коснулась голени и поморщилась. — Видела бы меня сейчас госпожа Ли Ма Ни… Ее мир рухнул бы.
Джи Лин опустился рядом с Лисой, подыскивая слова, чтобы выразить восхищение ее выдержкой и сильным духом. Почему-то в голову лезла сплошная банальщина, от которой самому становилось неловко. И нежности какие-то вертелись на языке… Чистое безумие! Полукровка не из тех, кому нужны лживые утешения. Она видит неприглядную реальность так же четко, как и князь. «Все будет хорошо» не сработает. Они оба понимают: прошлая ночь — это еще цветочки.
— Что случилось? — Сам того не осознавая, Джи Лин обнял ее, и это получилось столь естественно и непринужденно, что поспешно убирать руку было бы глупо.
— А, ерунда. — Лиса прислонилась к его плечу. — Не дергайтесь понапрасну. Это не перелом, мертвым грузом я не стану. Возможно, трещина. Идти я могу, а бежать, будем надеяться, не придется.
— Трещина? — Князь мысленно обозвал себя последними словами. Видел же, что она хромает, и не спросил! Списал все на усталость, о Шоннике вспомнил… Поверил стереотипам, которые выставляют народ линг эдакими сверхлюдьми. — Покажите.
— Сначала займитесь собой. — Мелиса отодвинулась на пядь, сняла куртку и вытряхнула содержимое карманов на короткую траву. — Потом надо обработать рыжика. У него ребра сломаны, скрипят при дыхании, и старая рана на спине гноится. Я посижу немного… Минут десять, хорошо? Не трогайте меня, договорились? Хоть пять минут. Только передохну, князь, и вернусь в ряды монстров.
Она уснула, едва закрыв глаза. Ее дыхание изменилось, голова упала на грудь… Джи Лин собирался накрыть Лису ее же курткой, но поймал неодобрительный взгляд колдуна и решил не тревожить госпожу Стау даже в мелочах.
— Тихо.
Рыжий понял. Безразлично пожал плечами и направился к роднику. Пока князь разбирал захваченные Мелисой припасы (иголка с шелковой нитью, пузырек с йодом, пакетик с перманганатом калия, небольшой нож, три пачки спичек, средство от комаров, складной стакан, нестерильный бинт, лист с записанным проклятием Миллс, нарисованная от руки карта и гвоздь) и копался в собственных карманах, шесс куда-то подевался.
Вернулся он нескоро, зато с неплохим уловом — десятком яиц, которые охарактеризовал как:
— Кряч нет. Огонь нет. Жрипадла, друк.
Похоже, там, где колдун слышал валесийский язык, литературную речь употребляли редко…
— Спасибо, амо. — Джи Лин покосился на Лису. — Рана. Грязь. Вода. Чистый. Проклятье! Как же с тобой объясняться?
Шесс стянул похожую на лохмотья рубашку и повернулся спиной.
— Дурак нет, — сказал негромко. — Саи ма, амо.
«Мы приспособимся к общению», — обрадовался князь. И понял, что впервые в жизни воочию видит рану из учебника истории — порез, нанесенный зазубренным лезвием народа линг.
— Кто ж это тебя так покромсал?.. — сорвалось прежде, чем Джи Лин построил более простую фразу.
— Смерть. Аноза. Майлир. Слушай.
Князь достал нож, прокалил над пламенем спички. На глаз сделал раствор марганцовки, откромсал кусок бинта и откупорил йод.
— Будет больно, — предупредил честно. — Тут все плохо, амо. По-настоящему плохо.
Шесс тихо засмеялся, сел наземь, подставил спину.
— Делай. И слушай.
* * *
Его звали Ренс Леот. Он жил в горах с трех лет. Немного понимал валесийский, хотя до этого года слышал его редко.
