У Ренса была семья: дед, бабка, старший брат и младшая сестра. Не родные, это парень точно знал. Сестра появилась пять лет назад — ее привез дальний родственник с равнин, который иногда покупал у деда амулеты и платил продуктами.
На равнинах шесс нет. Магии боятся, колдунов либо изводят как болотных кряч, либо заставляют работать до смерти, либо отправляют королю для забав, поэтому толстяк, отзывавшийся на имя Папаша Зик, спрятал девочку-шесс в горах — как когда-то Ренса и его брата. Им предстояло довеку жить вдали от людей и делать амулеты — единственное, на что, по словам городского родственника, они были способны.
Брата такое положение вещей не устраивало. Молодая кровь бурлила, как говорил дед. Два года назад он согласился стать проводником экспедиции к заброшенному храму — той, в которой якобы погиб Аноза.
Якобы — потому что брат ничего не знал о его смерти. Аноза, Майлир и двое наемников спокойно преодолели проклятое ущелье, побывали в храме, расплатились честь по чести и отправились обратно, пообещав сохранить тайну последних шесс. Что бы между ними ни произошло, случилось это не в горах.
Потом Майлир вернулся и уговорил бывшего проводника уйти с ним. Толстяк-торговец рассказал, что они собирались в столицу к королю и славе, но не доехали — брат отравился шишовником еще в Прихолмье. Шишовником! Даже младенец не возьмет в рот эти вонючие ягоды с дурной славой!
«Майлир силу получить хотел. Поверье есть: убьешь шесс без крови — дар заберешь», — говорил дед.
Ренсу было шестнадцать, и он рвался мстить, но год спустя Майлир сам напоролся на могущественную шесскую силу, и брат был отомщен.
А вскоре на дом в горах напали. Бандиты забрали только Ренса, который кое-как пытался обороняться магией, и потребовали, чтобы дед с бабкой поскорее обучали внучку колдовскому делу.
Последний год Ренс провел в заброшенной крепости линг вместе с дюжиной шесс-подростков. Их заставляли делать вещи из материалов, в которых таилось колдовство. Тех, кто был умелым и послушным мастером, ценили и держали в более-менее сносных условиях, бунтарей вроде Ренса колотили без раздумий.
Сила шесс не могла противостоять оружию. Испокон веков шесс жили в гармонии с природой и чувствовали крохи магии в окружающем мире. Колдуны созидали, а не разрушали. Они делали магию пригодной к употреблению людьми без дара и не умели пользоваться своими внутренними ресурсами.
Вернее, этого не умели собранные в бараке шесс. Некоторые из них говорили на языке захватчиков, другие вели себя как дикари и понимали лишь силу.
Магия привлекала к базе кряч, что селились в округе. Их не брали пули, и это было откровенно обидно. Глупые птицы пользовались даром лучше, чем шесс! Они с рождения знали, как защититься, и дрались насмерть. Из их перьев и костей получились бы отличные амулеты, но бандиты считали кряч слишком опасной добычей.
Этой весной Ренсу исполнилось восемнадцать. Он почувствовал, что порой ему покоряется огонь, вообразил себя героем и решился не просто на побег — захотел освободить всех. Толстяк-торговец пугал большим миром, но там точно было лучше, чем на цепи.
Ренс устроил знатную заварушку.
Перво-наперво отправился домой и увидел пепелище… Нацелился на равнину — и попался бандитам, что без труда догадались, где его искать. Едва вырвался, доковылял до болот, даже дорогу нашел — помнил рассказы торговца. Ночью идти не рискнул — остановился в заброшенном доме. Раны воспалились, и пару дней Ренс провалялся в бреду. Ну а потом чистенькие дураки с равнин растопили средь лета камин. Дым привлек внимание к этой местности, и началось то, что должно было начаться.
Глава 15. Не отдам!
А Ли проснулся в луже у озера и поклялся себе, что больше не дотронется до сивухи никогда в жизни. Было холодно до невозможности, мокрая одежда липла к телу, в волосах запутался репей. Во рту будто кошки нагадили, тихое кваканье отдавалось в ушах как колокольный звон, ресницы слиплись от грязи и в глазах нещадно пекло.
— Тьфу ты! — Из рукава выпал головастик. — Что вчера произошло?
«Свадьба», — нечетко мелькнуло в памяти. Веселые лица, громкая музыка, танцы до упаду… Целая улица гуляла.
Щеголь заинтересовался, полез посмотреть. Невесте перстенек подарил, так родичи его силком за стол усадили и наливали, подливали, доливали… И А Ли заодно, хотя он противился изо всех сил. Они же шли по важному делу, извозчика пытались поймать, но свадьба — это святое, откажешься от угощения — жизнь молодоженам испортишь.
Что было после пятого тоста, воспоминания стыдливо умалчивали, однако в несвязанных между собой проблесках памяти фигурировали драка, подвенечное платье, хлыщ в объятиях невесты и какая-то молодуха, что пыталась затащить А Ли на сеновал. Ага, и муж ее. И полено. Или дубина?
В любом случае шишка на затылке получилась знатная, хотя сделать ноги не помешала. И щеголь не остался на празднике. Не понравилось ему, видите ли, доброе обращение. А чего он хотел? Кулаком в глаз от обиженного жениха? Так нечего охрану за собой таскать и золотом разбрасываться. Тем более, невеста к нему первая полезла.
Кстати, куда этот ряженый подевался?
А Ли со стоном поднялся на четвереньки и неуверенно выпрямился, чувствуя себя полной развалиной. Лягушка, которую он едва не раздавил рукой, обиженно булькнула в лужу и пустила пузырьки.
Солнце слепило, от его яркого света и бликов на воде раскалывалась голова. А, может, и не от этого…
— Эй, как тебя там! Ты здесь?
За низким ивняком что-то шевельнулось.
— Вставай, в замок надо.
Но на истоптанной траве лежала пестрая одежда и валялись разбросанные в разные стороны ботинки. Босые следы, что отпечатались в грязи, вели к озеру.
А Ли выругался и шаткой походкой подошел к воде. Тишь да гладь, лишь вдали, на коряге, покачивался шейный платок канареечного цвета.
— Дурак… — В горле запершило само собой. — Говорил же, тут затянет…
Вдали на дороге прогрохотал полицейский экипаж.
«Уже ищут», — несмотря на горечь момента, стало завидно. Богач провел всего одну ночь вне дома, и это подняло на ноги даже правоохранительные органы.
А Ли собрал одежду, поднял ботинки и зашагал к замку — туда, куда вчера не дошел и куда направлялись полицейские.
Вопреки обыкновению, у ворот стояли двое вооруженных до зубов верзил в мундирах княжеского полка. Они ничего не сказали, но посмотрели так грозно, что захотелось провалиться сквозь землю — или хотя бы переодеться.
— Куда грязь припер? — Горничная, ранее всегда привечавшая «ведьминого внучка», застыла в двери, уперев кулаки в бока. — Пьянь несчастная!
— Мне бы к князю… — В лицо бросился жар при мысли о том, что проклятая невеста может подумать так же. — Срочно…
— Ишь чего удумал! К князю! Шастают тут всякие! Срочно ему, видите ли! А морду умыть не надо? Да от тебя болотом несет! В зеркало смотрелся? Такая рожа приснится — удар хватит!
